Елена Федина - Королева воскресла!
Скрип петель заставил меня вздрогнуть. Ворота склепа стали медленно открываться! Я перекрестилась и, стоя на коленях, выглядывала из-за своего скорбного укрытия. Сердце билось как лихорадочное, видит Бог, мне не хотелось верить в привидения!
Из ворот, медленно озираясь, вышла высокая женщина в длинном плаще. Я не могла разглядеть лица, но волосы ее показались мне черными как ночь. Вот тогда я узнала, что такое настоящий животный ужас! Ужас необъяснимого, сверхъестественного, демонического! Если б я не видела ее мертвой! Если б я не сидела часами у ее гроба!
Не помню, как я бежала через весь город и как очутилась во дворце. Я заперлась в своей комнатушке, и долго еще у меня тряслись руки, и стучало сердце.
Днем в тронном зале за портьерой нашли маленького старого Корби. Еще вчера вечером я варила ему просяную кашу на воде…
*******************************************************
**************************
Зарих любил старого шута, он даже дружил с ним. Я видела, как сжались его кулаки, когда он пришел взглянуть на несчастного карлика. Зрелище было не из веселых.
Принц заметил меня, потянул за рукав и отвел в сторону, лицо его было серьезно.
— Послушай, Жанет… Я посылал за Алигьери. Его больше нет в Приюте. Ты не знаешь, где он может быть?
— Это может знать только Святой Робин.
— Молчит твой Робин. Молчит как рыба!
Он стоял рядом, держал меня за рукав, похоже, даже жаловался мне на несговорчивого Робина. И я решилась заговорить о самом страшном.
— Ваше высочество…
— Ну?
Я кивнула в сторону убитого Корби.
— А вы верите… в то, что это королева?
— Конечно, нет, — холодно и без запинки сказал он.
И я поняла, что он говорит: "Конечно, да". Он слишком много знал. Но не всё!
— Ваше высочество, мне нужно вам кое-что рассказать.
— Опять? — усмехнулся он.
— Это важно!
— Ладно. Сегодня вечером.
Вечером я пришла к нему в гостиную, уже не поправляя прически и не надевая нового воротника. Какое всё это имело значение? Даже если б я выкрасила волосы в зеленый цвет, он бы этого не заметил. Я была просто нечто без пола и возраста, которое что-то может сообщить.
Я снова утопала в огромном кресле, и ноги мои едва доставали до пола. Принц сидел напротив, он был одет в строгий черный костюм с серебряным кружевом, траур у него не кончался. Глаза его, тоже цвета серебра, в полутьме казались черными и мрачными.
— Лили, которую вчера убили, была моей подругой, — начала я, как всегда невпопад.
— И что же? — холодно спросил Зарих.
— Я могу поклясться, что она ни в чем не была замешана и ни перед кем не виновата. У нее не было врагов. Тем не менее, ей перерезали горло… И знаете, почему?
— Почему?
— Она имела неосторожность назвать королеву стервой. В этом вся ее вина!
— И что ты этим хочешь сказать?
— Только то, что ее убила королева.
— Мертвая?
— Да! Только не та, которую я знала, а та, другая! Я же вам говорила, что их две!
— Тише! — оборвал меня принц, — об этом вовсе не обязательно так кричать.
— О! — заговорила я, переходя на шепот, — вы же сами всё знаете, ваше высочество!
— Да, — сказал он жестко, — и я намерен прервать эту цепь смертей. Теперь уже любой ценой.
— Тогда вам нужно поехать сегодня ночью на кладбище, — заговорщески сказала я.
— Зачем? — почему-то удивился он.
— Она же выходит ночью!
— Кто?!
— Как кто? Королева.
Принц нахмурился.
— Лягушонок, ты в своем уме?
— Ваше высочество, я сама ее видела.
— Ты?!
— Я была сегодня ночью на кладбище.
Он долго молча смотрел на меня, что-то не укладывалось в его красивой благородной голове, что-то мешало ему поверить моим словам. Он хмурился всё больше.
— Расскажи, что там случилось.
И я рассказала, как из склепа вышла высокая черноволосая женщина и, озираясь, исчезла в кустах.
— Черт возьми! — сказал принц, нехорошо усмехаясь, — я должен это видеть!.. И если ты не врешь…
— Я вам клянусь!
Ночь была прохладная и звездная. Кладбище утопало в свете луны, и ни один кустик не дрожал на ветру, ни одна тень тревожно не колыхнулась. Вчера мне и в голову не могло прийти, что какая-нибудь сила заставит меня оказаться здесь снова! Но вот я была здесь, и теперь мы уже вдвоем сидели на могильной плите и наблюдали за воротами королевского склепа. Не знаю, чего я больше боялась: того, что она выйдет, или того, что её не будет, и, значит, я зря привела сюда принца.
Принц был внешне спокоен. Он сонно ежился и тоскливо смотрел на небо.
— Жанет, ты знаешь, как называется эта звезда?
— Не знаю.
— Так я и думал… Это же Вега. Запомни: Вега, самая яркая звезда на летнем небосклоне.
— А вы знаете, чья это могила, на которой мы сидим? Лемурской графини Ангелины.
— О! — засмеялся он, — как ты меня с небес на землю! Ну? И где же твоя королева?
— Надо ждать, — сказала я твердо.
Мы снова ждали, стало совсем холодно, поднялся ветер, и тени зловеще задвигались. Сердце стыло.
— Тебе холодно? — спросил Зарих.
— Нет, — соврала я, сама не знаю зачем.
— Тогда почему ты дрожишь?
— Наверно, от страха.
— От страха? А я-то подумал, что ты смелая девочка!
— Ну что вы, какая там смелая… Просто мне терять нечего. Мне даже жизни своей не жалко.
— У тебя такая безрадостная жизнь?
— Она у меня короткая. Позапрошлой зимой меня ударили по голове и сбросили с моста. И я всё про себя забыла.
— Кому же ты помешал, бедный лягушонок?
— Не знаю… говорят, я была тихая как мышь.
Зарих посмотрел, улыбнулся, снял плащ и завернул меня в него.
— На-ка укройся.
Я сидела где-то у него подмышкой и тихо дрожала.
— А вы не боитесь, ваше высочество?
— Призраков? Да что ты… Бояться нужно совсем другого.
— Чего же?
— Ну, например, того, что король Белогории стянул войска к нашим северным границам. А весь Лемур уже под властью Триморья. Я боюсь только одного — что мою страну разорвут на куски, и это случится очень даже скоро.
— Я никогда об этом не слышала, — сказала я удивленно.
— Об этом не принято говорить. Так легче веселиться!
— А разве принц Антуан не собирается воевать с Белогорией?
— Ни черта он не собирается, ваш принц!.. Впрочем, можно было обойтись и без войны. Я объездил полмира, Жанет, где я только не был! У меня были бумаги, с помощью которых я мог перессорить всех министров Тумании и натравить Триморское царство на Симур! Я потратил на это три года жизни…
— Где же эти бумаги? — спросила я упавшим голосом.