Людмила Гетманчук - Шерше ля фам, или Возврату не подлежит!
Дюжий то ли лакей, то ли конюх с рябым лицом вытащил меня вместе с одеялом наружу и понес в дом. Шел он быстро, словно не женщину на руках держал, а пуховую подушку.
Бабуля шустро бежала впереди, показывая дорогу. Мальчишки воспользовались моментом и слиняли.
И очень вовремя, кстати! Толстоногие коренастые кони, запряженные в карету, немедленно выразили желание пойти со мной и посмотреть, куда меня поселят. Еле-еле кучер с помощью кнута убедил их поменять планы и отправиться в конюшню.
Меня прижали к груди чуть сильнее, и я уже не видела ничего, кроме широкой груди несущего меня мужчины да кусочка неба. Небо вскоре сменил потолок.
Меня принесли в комнату для прислуги и аккуратно опустили на узкую кровать. Запахло выпечкой и глаженым бельем. Домовитая у них экономка, сразу видно!
— Помыть! Срочно! — Старушка, особо не церемонясь, отдала приказание двум любопытным служанкам, заглянувшим в комнату. — И привести в надлежащий вид!
Хотелось спросить: «Это как?» — но сил не было даже на то, чтобы шевелить языком.
Через полчаса я уже отмокала в бадье с горячей водой. Одна из девушек аккуратно обрезала мои ногти, а вторая мыла мне голову. Я же невинно развлекалась тем, что их разглядывала.
Одеты темноволосые девчушки-хохотушки были просто: в рубашки с подкатанными рукавами и одинаковые синие сарафаны со шнуровкой спереди. Поверх сарафанов красовались накрахмаленные льняные передники, в настоящий момент насквозь мокрые.
После веселой перепалки насчет какого-то таинственного Феофана девицы добрались и до меня.
— Бедненькая, — тихо сказала одна другой.
Я хотела с ней согласиться, но тут вторая ткнула подругу в бок и прошипела:
— Молчи! Это ты ее обихаживаешь, а не она тебя!
Желание наладить контакт пропало, как и не было.
Под конец, обрядив в старенькую ночную рубашку, мои нетленные мощи уложили в постель.
Я с ужасом вспомнила про имущество — и облегченно вздохнула: мешочек с драгоценностями обнаружился рядом. Оставалось тихо радоваться, что на него здесь никто не покусился. Мелочь, а приятно — сохраню хоть что-то на черный день. Впрочем, и так… день чернее некуда.
Не успела я задремать, как дверь отворилась, пропуская невысокого господина с пушистыми рыжими бакенбардами и глубоко посаженными медово-карими глазами. Солидный джентльмен не просто шел, а летел и по пути как-то даже приплясывал.
О, а вот и док пожаловал! Пардон, ветеринар… Что, на новую забавную зверушку невтерпеж поглядеть? Вон аж руки от восторга дрожат.
Местный эскулап был одет в кремовую рубашку тонкого батиста, черный шерстяной сюртук и серые лосины. В кармашке торчал золоченый лорнет. На шее «Дулиттла» висела золотая цепочка со свистком для собак — у меня в детстве был такой же. Только не золотой, как у этого лысоватого дядечки, а обычный, из нержавейки.
Следом за доктором протиснулась уже знакомая мне няня с миской в руках.
— Ну-ка, ну-ка, что мы тут имеем? Русалка, вылитая русалка! — Мужской голос сочился самодовольством. Словно доку посчастливилось открыть для науки новую, неизвестную доселе породу. Впрочем, как знать?
А врач ощупывал мою голову короткими пальцами-сосисками и надменно вещал, вызывая у меня тупую зубную боль:
— Когда его милость рассказал, что выловил вас в реке, я так сразу и подумал… И как же, милочка моя, вас занесло в наши края, так далеко от моря? Ну-ка-с, дорогуша, продемонстрируйте доктору свой хвост!
Я, наверное, слишком широко открыла глаза от удивления, потому что эскулап громко рассмеялся:
— Ну вот, теперь вижу нормальную человеческую реакцию! А теперь покажите мне, дорогуша, ваши раны.
Следующие полчаса меня, задрав рубашку, щупали, мяли, стучали по коленкам маленьким молоточком, просили показать язык, проследить за свистком, которым доктор водил перед моим лицом… И так далее.
— Ох! — выдохнула я при очередном нажатии.
— Ав-в-ав! — Дверь почти вынесло кучей щенков и захлопнуло перед громадной догиней.
— Ой! — только и успел сказать доктор, когда вся мелкая гоп-компания повисла у него на штанах, впиваясь острыми мелкими зубками во все чувствительные места.
— Весьма странно, — прошипел он гораздо позднее, отцепляя пятого щенка от того места, что дамы куртуазно любят сравнивать с носом. — С чего они так себя ведут?
В процессе освобождения лекарь успел позабыть о своей пациентке и скинул мне одного из щенят на живот.
— Уй! — сморщилась я.
— Гав! — В дверь ворвалась мама-дог и принялась наводить порядок. Наводила она его почему-то тоже верхом на мне. Никто не знает — почему?
Тяжелая туша придавила меня к кровати, вышибая дух, а рядом ползала малышня и покусывала меня за пальцы.
— Спасите! — сорванным голосом прошептала я.
— Все в порядке! — бодро отозвался доктор, напоследок оглядывая поле боя через лорнет. — Прошу! — подозвал затихарившуюся в уголке няню. Отобрал у той миску и сделал мне мокрый компресс на затылок из пахнущей травой ткани.
— Как она, доктор? Жить будет? — поинтересовалась бабуля, всем видом показывая, что ежели что — охотно и без особых угрызений совести прикопает ненужную помеху, но… подальше от дома.
— Госпожа Аннита, не переживайте, — успокоил ее врач. — Организм крепкий, достаточно молодой…
Тут все, включая меня, удивились. Догиня обслюнявила мне лицо.
— Думаю, недельку полежит, отдохнет и выкарабкается, — порадовал нас лекарь. — Внутренних повреждений не наблюдается. Только кормить не забывайте.
Бабуля скуксилась, но промолчала.
— Бульон, молочные продукты, протертые вареные овощи, — перечислял доктор. — От мяса советую пока воздержаться. Сладкое можно, даже нужно. — Обратился ко мне: — Вот и все, милочка. Коли в ближайшие двое суток вас что-то будет беспокоить, не стесняйтесь — зовите меня. Ежели не в доме, то на псарне меня вполне можно отыскать.
Он похлопал растерянную пациентку пухлой рукой по плечу и вышел. Няня, поджав губы, кинула на меня не особенно приветливый взгляд и сложила руки на животе.
— Схожу-ка я распоряжусь насчет обеда, а ты поспи пока.
Госпожа Аннита вышла, но вскоре вернулась с псарем, утащившим все семейство догов и освободившим мне органы дыхания.
Я и в самом деле уснула, как только старушка вышла.
Проснулась уже в сумерках. Где-то в углу затаился сверчок в поисках подруги. Его монотонный свист навевал глубокое уныние.
На столике горела свеча и стояла чашка еще теплого бульона, который я с удовольствием выпила. Чувствовала себя все еще немножко странно, и тело продолжал колотить внутренний озноб. Надо же было угодить в Средневековье! Хоть и не самое начало, не Темные века — думается, примерно век шестнадцатый. Или восемнадцатый? В любом случае, экзотика.
