Сергей Шведов - Зверь
– Сам сочинил? – удивился Герман.
– Ох уж эти мне юристы, – покачал искусанной головой Славка, – сухие, черствые и малообразованные люди. Пушкин это написал, неуч. Большой ценитель природных красот и деревенской жизни.
С классиком Воронин спорить не стал, зато обратился со слезной просьбой к Маше. Девушка окинула взором приунывших поисковиков и дала добро на привал. Воронин направился было к чудной полянке, заросшей изумрудной кудрявой травкой, но был остановлен грозным окриком лесной жительницы:
– Это топь!
Герман не поверил. По его мнению, такого просто не могло быть. Ведь должны же эти кустики на чем-то расти. Не говоря уже о белотелой березке, которая шелестела зеленой кроной едва ли не в самом центре поляны.
– Сказано же, не сворачивать с тропы! – набросилась на неслуха Маша. – Кто вас потом будет оттуда вытаскивать!
Недоверчивый Герман все-таки сделал два шага в сторону поляны и тут же с ужасом отпрыгнул назад, оторопело уставившись на воду, которая мгновенно заполнила оставленные им на мягкой земле следы.
– Как дети прямо, – покачала головой Маша. – Десять минут посидим и снова в путь. До темна мы должны выбраться на твердую землю. Иначе беда.
Наученный горьким опытом Воронин присел на рюкзак в шаге от Маши и попросил у Славки сигарету. Он где-то читал, что гнуса можно отпугнуть дымом. Черта лысого он отпугнул. Воронин закашлялся и бросил недокуренную сигарету на землю. Маша тут же затоптала чуть тлеющий огонек ногой и укоризненно глянула на Германа.
– Так вода ведь кругом, – попробовал он оправдаться.
– Все равно нельзя, – твердо сказала Маша. – Огонь дает жизнь, но он же ее отнимает.
– А скажи мне, красавица, что ты делала в гостях у Останина? – раздраженно спросил Герман, обиженный ее нравоучительным тоном.
– Это который Останин – москвич, что ли? Так меня Василий Иванович попросил к нему зайти. Я ведь снимаю комнату недалеко от гостиницы.
– Зачем?
– Передать записку.
– А что было в той записке?
– Откуда же мне знать? – удивилась Маша. – Я ее не читала.
– А как москвич отреагировал на записку?
– Развернул, нахмурился, хотел выругаться, наверное, но взглянул на меня и сдержался.
– Что еще?
– Угостил меня конфетами. Добрый был дядечка, но какой-то испуганный. Мне так показалось. Он и меня не сразу в комнату пустил, все спрашивал, кто я и откуда. А он действительно умер?
– Умер, – вздохнул Воронин. – Все мы смертны.
– Нет, не все, – возразила Маша. – Он живет уже целую вечность.
– Это ты про Машкиного сына? Ты его видела?
– Нет, не видела, но хотела взглянуть.
– Зачем?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – отрезала Маша и отвернулась от слишком любопытного собеседника.
Оказывается, даже самые загадочные на первый взгляд происшествия имеют самое простое объяснение. Впрочем, Герман, участвовавший за время службы в милиции в раскрытии многих преступлений, знал это по опыту. Выходит, москвич чего-то опасался, и, судя по всему, его опасения не были беспочвенны. Иначе зачем было Васильеву посылать к нему Машу с предостережением? Многое Воронину мог бы рассказать шофер Игорь, который сидел сейчас на тропе рядом со Светланой и настороженно озирался по сторонам. Но, похоже, время для откровенного разговора еще не пришло. Бодрее всех, к удивлению Германа, в их группе, собранной с бору по сосенке, держался Петр Сергеевич. Хотя немалые года и грузноватая фигура вроде бы характеризовали его как никуда не годного ходока, но, судя по всему, этот человек был привычен к лесу, и марш-бросок в три десятка километров практически на нем не отразился.
– Пора, – сказала Маша, поднимаясь на ноги. – Нам не так уж много осталось пройти.
Тем не менее шли еще почти четыре часа. Порой под ногами начинала хлюпать вода, и тогда строгая Маша оборачивалась и призывала вконец измотавшихся путешественников идти след в след.
На исходе дня начал сдавать даже неутомимый Петр Сергеевич. Воронин беспокоился за Светлану, но та шла по узкой лесной тропе как заведенная. Герман отдавал себе отчет, что в случае какого-нибудь несчастья с Машей обратной дороги из этого заболоченного леса они, пожалуй, не найдут. Уж слишком извилистым был их путь. Приходилось только поражаться, как Маша находит в окружающей хляби твердую основу, на которую можно бестрепетно ступить ногой. К счастью, все в этом мире когда-нибудь да кончается.
На «землю обетованную» поисковики выбрались уже практически в полной темноте. Услышав от девушки столь желанное слово «привал», Воронин упал в траву и минут десять лежал без движения. Лежал бы и дальше, но тут выяснилась интересная подробность: «турист» Клыков показал свою полную несостоятельность по части разведения костров. Пришлось Герману со стоном подниматься на ноги и учить, как надо в походных условиях кипятить чай.
Петр Сергеевич ловко вскрыл несколько банок консервов. И хотя после трудного перехода у всех путешественников вроде бы пропал аппетит, они умяли не только консервированные рыбу и мясо, но и пирожки, которыми Людмила снабдила Воронина. Славка Клыков хотел было съязвить по поводу неожиданной заботливости мореевской красавицы, но, взглянув на Машу, сидящую в глубокой задумчивости, промолчал. Спать легли здесь же у костра, благо место было сухое, а над головой не капало.
Разбудил Воронина неугомонный Клыков. Вид у Славки был встревоженный, и он почему-то решил, что его ночные страхи и комплексы должны заинтересовать именно Германа, хотя к услугам историка были еще пять человек, мирно спящих вокруг потухшего костра.
– Я кости нашел, – прошипел он в ухо Воронина, едва успевшего вынырнуть из пучины сна.
– Какие еще кости? – удивился Герман.
– Человеческие, – отозвался Славка и бросил на грудь Воронина металлическую пластину.
– Это еще что такое?
– Солдатский медальон. Если верить надписи, он принадлежал фельдфебелю Рильке.
Воронин рывком оторвался от земли и сел. Немецким языком он не владел, но латинские буквы были ему знакомы. И фамилию, выбитую на медальоне, он разобрал без труда.
– Может, Рильке обронил его во время боя?
– Откуда же мне знать, – пожал плечами Клыков.
– Ладно, пошли, – сказал Воронин, поднимаясь на ноги и морщась от боли в спине. Все-таки подобные марш-броски – тяжкое испытание для человека, пусть еще и не достигшего тридцати пяти лет, но изнеженного городской цивилизацией и годами относительно спокойной жизни. Клыков с Ворониным еще не успели углубиться в заросли, когда их догнал Игорь.
– Нашли что-нибудь? – тихо спросил он.
– Старые кости, – махнул рукой Славка. – Похоже, где-то здесь встретил смерть дед Макса фон Бюлова. Я не стал будить немца, давайте для начала все сами осмотрим.
