Майкл Суэнвик - Дочь железного дракона
— Как, уже и назад? А в мое время мы работали до упора. Ну и молодежь нынче пошла.
Дети робко столпились у двери.
— Входите, входите, нечего там топтаться. Это же я, не узнаете?
Они нехотя подошли поближе.
— Ну как там у вас дела? Помер Блюгг? — Никто не отвечал.
Крутой забеспокоился:
— Кукла сработала, нет?
Холстина откашлялась.
— Мы еще не пробовали, — пробормотала она.
— Трусы!
Кожа у него на лице светилась, поблескивая, как пластинки ядовитых поганок из лесной чащи. Бинты задубели, их уже несколько дней никто не менял. Он полузакрыл глаза, потом распахнул снова.
— Что же вы?
— Холстина говорила… — начал Ходуля.
— Что надо дождаться тебя, — поспешила добавить Джейн. Холстина бросила на нее быстрый взгляд, который яснее всяких слов говорил: не воображай, что я тебе благодарна. Хвост ее дернулся. — Чтобы сделать как следует.
— Тогда ладно! — Крутой не почувствовал лжи, не заметил обмена взглядами. — Это еще ничего. — Он кивнул Ходуле: — Видишь, старик? Мы про тебя не забыли!
Ходуля кивнул в ответ, сразу повеселев. Его охватил прилив счастья. Он безгранично верил Крутому, верил, что друг о нем позаботится. Перед лицом этой нерассуждающей веры Джейн призналась себе, что сама она больше в план Крутого не верит. Они всего-навсего дети. Простое, доступное им волшебство не может повредить взрослому. Защита от таких посягательств, конечно же, автоматически полагалась всем надсмотрщикам, иначе они умирали бы каждый день. Блюгг скорее всего даже и не заметит, что они на него покушаются. Джейн вздрогнула от внезапного озноба.
— Тащи-ка сюда свечку, сейчас все и сделаем, — велел Крутой. И, когда Холстина не тронулась с места, прикрикнул: — А ну, шевелись, корова!
Молодая хульдра неохотно послушалась. Вставив огарок в широкую щель в полу, она помедлила, как бы ожидая, что Крутой зажжет его заклинанием. Наконец, когда всем стало ясно, что Крутой для этого слишком слаб, чиркнула спичкой.
На конце фитиля затрепетал огонек.
— Где кукла? — спросил Крутой.
Покраснев, Зобатка достала куклу. Крутой провел пальцами по тряпичному животу, нащупал торчащие острия ногтей Блюгга. Потом передал куклу Ходуле.
— Давай ты, — распорядился он.
Ходуля невольно оглянулся на Холстину.
Она поджала губы, но кивнула.
— Тихо! — скомандовал Крутой.
Они сидели тихо. Снаружи доносились шум работающих машин, успокоительное урчание, постукивание. Этажом ниже негромко и ритмично поскрипывала качалка. Крутой насвистывал «Лесного царя», убыстряя и замедляя темп в такт ее скрипу.
— Давай! — прошептал наконец он.
Ходуля сунул куклу в пламя свечи.
Кукла была сшита из старых нейлоновых чулок и в огне сразу запузырилась и почернела. Разнеслась жуткая вонь. Потом с шипением занялись хлопчатобумажные внутренности. Ходуля со сдавленным криком выронил куклу, отшатнулся и сунул в рот обожженный палец.
Когда огонь лизнул куклин живот, у Джейн онемело во рту. Она с шумом глотнула воздух. Язык распух и горел, как будто она лизнула крапиву. Ну конечно, ведь на ногтях должны были остаться капли ее слюны, и, значит, какая-то часть проклятия пришлась на ее долю.
Может быть, они все-таки убьют Блюгга.
Зобатка плакала. Но Крутой не обращал на нее внимания. Злобные огоньки плясали в его глазах. Он выпрямился в постели, сжав кулаки и запрокинув голову.
— Ну же! — воскликнул он. — Давай подыхай, черт тебя возьми, подыхай скорее! — И он залился смехом.
Жужелица и Малый Дик торопливо затаптывали огонь, чтобы не устроить пожар.
Тут раздались удары в пол, и снизу проревел голос Блюгга:
— Вы что там затеяли, дряни? Вот я сейчас поднимусь с ремнем!
Они затихли.
Через минуту на лестнице раздались шаги и в такт им шуршание кожаного ремня.
Крутой был поражен. Никто не смотрел на него, все лица обратились к Холстине. Она подняла руку и приказала:
— Все под одеяла! Быстро!
Они шмыгнули в койки, вопреки надежде надеясь, что обойдется и их не выпорют. Джейн бросилась в постель, как и все, но успела заметить на лице Колючки довольную усмешку.
Крутой больше не был их командиром. Лидерство перешло к Холстине.
Глава 3
Дети считали, что во всем виновата Джейн.
Когда они сожгли куклу, Джейн слегла с высокой температурой, у Ходули на три дня отнялся язык, у Зобатки высыпали красные пятна на лице и руках. (Вдобавок она впала в глубокое уныние, но этого как раз почти никто не заметил, поскольку она и всегда-то была угрюмая.) Одним словом, в силе и губительности проклятия куклы сомнений быть не могло, и, если оно не подействовало на Блюгга, на то, стало быть, имелись причины.
Холстина, поддерживаемая Колючкой, распустила слух, что Джейн наложила в штаны в Блюгговом кабинете и не взяла ногтей. Ослабленная болезнью Джейн защищалась вяло. Мальчик-тень мог бы ее поддержать, но он растерялся и не знал, кому верить.
Крутой, конечно, знал правду, он ведь тогда нащупал ногти в куклином брюхе. Но Крутой молчал. После испытанного в тот вечер подъема сил он впал в прострацию и лежал молча, с пустыми глазами. У Джейн не осталось больше друзей.
Новая должность, в которую ее возвел Блюгг, еще больше отделила ее от остальных. В знак курьерского достоинства ей пришлось напялить оранжевое одеяние вроде жилетки с капюшоном. Жилетка состояла из двух полотнищ, прикрывающих спину и грудь и стягивающихся на поясе черными резинками. Носить это было неудобно, к тому же Джейн казалось, что все только на нее и смотрят.
Работа была хоть и легкая, но непривычная. Обучение состояло в том, что она молча целыми днями ходила по пятам за Блюггом. «Здесь измерительная лаборатория», — кратко бросал он, или: «Здесь выдают абразив, малыми емкостями, и не забудь сохранить желтый корешок квитанции». Джейн с удивлением увидела, как мало по сравнению с детьми работает Блюгг. По большей части он просто таскался из цеха в цех и везде вел бесконечные, малопонятные для нее разговоры, частично по делу, но больше сплетничал. Иногда он играл в домино с одним невзрачным коротышкой из отдела снабжения. Они неподвижно склонялись над столом, бросая друг на друга подозрительные взгляды, и жульничали при каждой возможности.
— Пойди умойся! — сказал он ей однажды в обеденный перерыв. — Руки вымой как следует, под ногтями отчисти. Надо, чтобы ты понравилась.
— Кому? — спросила она.
— Кому надо! Любопытная больно. Делай, что говорят, да помалкивай!
Блюгг пошел с ней в туалет, проследил, чтобы она хорошенько намылилась коричневым санитарным мылом, и даже помог ей оттереть пятнышко грязи на ухе, самолично на него поплевав. Они пробежали через двор под моросящим дождем. У главных ворот была небольшая приемная. Блюгг постучал в дверь, и они вошли.
