Виктория Абзалова - Давай согреем звезду
Да, казалось бы, жизнь давно должна была выбить из него излишнюю наивность вместе со слезами и кровью, ан нет — то и дело вылезает откуда-то! Как ни старался Дамир, не мог избавиться от глупой и ничем не обоснованной надежды на встречу, что она его ждет, или вот-вот появится, что он просто идиот, что он не так понял… Что она захочет ему вообще что-то объяснять или позволит увидеть наконец сияющие переливы ее истинных чувств.
Лизелла не ждала его ни около официальной залы, ни в беседке, ни в комнатах, и не появилась вообще. Дамир хотел ее найти, но остановил себя: зачем собственно, требовать объяснений? Тебе не хватило? Даже если отбросить полную определенность смысла услышанных фраз, какое он имеет право… Вчерашний вечер был даже не началом, — намеком на него, призраком мечты, не больше. Что он скажет? Что все готов отдать за его повторение? И выставить себя еще большим посмешищем.
Быть может, он даже позволит убедить себя в желаемом, и ввяжется в липкую паутину фальшивых игр и интриг с Советом. Дамира замутило.
Надежда сменилась горечью унижения и обманутого доверия, досадой на себя. Повелся на нежный голосок, расцвел полевым цветочком… Можно понять ненависть к врагу, ярость, снисхождение к слепцу или даже презрение за что-то — да что угодно, но так… С бездумным равнодушием и где-то с азартом — вытряхивать душу, что бы потом топтаться по ней ногами… Когда он только научится чему-нибудь! Видно, разнежил тебя мастер, Райнарт с Гейне, укке, остальные…
Он уезжал и радовался, что ему есть куда ехать, что есть места, где в нем видят не подозрительный объект изучения, с которым можно обойтись как угодно, а ученика, сына, брата, возлюбленного наконец! И не понимал, зачем тогда послал Хагена кружить над ставкой светлых.
Пусто. Вчерашнее воодушевление, радостное предвкушение, предчувствие чего-то необыкновенного, лихорадка сумбурных мечтательных образов, сменились полнейшей апатией. Пусто и тошно.
А холодный рассудочный голос спрашивал, добивая последним ударом милосердия: может быть, все даже к лучшему? Представь, что это лишь досадное недоразумение. Сейчас, немедленно — вы встречаетесь, и найденное понимание отзывается лавинной облегчения, затем следует наконец долгожданный поцелуй и ночь нежности, любви и страсти, что бы… Что бы что?
Если из их встречи с Лизеллой выросло бы нечто большее, чем горько-сладкое воспоминание, — что бы он смог предложить ей, кроме себя драгоценного? Надолго бы этого хватило, обернувшись затем взаимными упреками и разочарованиями? Какое будущее могло быть у их любви? Сойдись Лизелла с ним в открытую, — нет сомнений, что это перечеркнуло бы всю ее привычную жизнь. Ее коллеги и «товарищи по цеху» не смирились бы с таким фактом: его может и готовы терпеть, но не больше… А если все же начнется конфликт — он ведь сейчас с огнем играет: и в прямом, и в переносном смысле! Того ли он хотел для нее…
Так не лучше ли оставить все как есть, не мучая объяснениями ни ее, ни себя, и оставляя крохотный шанс для надежды, что обмана все же не было.
Что обман — запавшие в душу слова.
* * *Дамир прошел мимо нее, не заметив, и пока она набиралась решимости, что бы последовать за ним, извиниться, оправдаться, ее вызвал лорд Робер. После приватного разговора с ним и с Рузанной, Лизелла почувствовала себя еще хуже: словно ее в довершении ко всему еще и вываляли в грязи. На смену облегчению оттого, что Дамиру ничего не угрожает от Совета, пришло омерзение, — иначе не скажешь!
Робер почти не говорил, лишь подчеркнул важность ее миссии, и предоставив обосновывать столь тонкое поручение изворотливой женской логике. Рузанна — доверие оправдала, и речь ее была очень проникновенна. Когда же лорд Робер удалился, волшебница сменила тон на более доверительный.
— Он ведь тебе понравился, — лукаво улыбнулась она напоследок, — Так действуй! Лови шанс.
Похоже, она искренне считала, что помогает девушке и действует в ее интересах.
Лизелла не стала дожидаться развязки. Она видела, как Дамир возвращался, но вместо того, что бы подойти, едва ли не убежала к себе. Шанс… Какая насмешка! И над ее глупыми честолюбивыми мечтаниями, и над тем, что произошло с ними вчера вечером.
Лизелла словно раздвоилась, словно этот неслучившийся поцелуй каким-то образом отравил ее.
Одна ее часть, похоже, утратила всякое представление о рассудке, как у молоденькой пансионерки впервые узнавшей, что на свете есть мальчики и такая удивительная вещь, как любовь. Неужели?
В этот момент Лизелла так живо представила Дамира, что почти увидела его наяву: тень улыбки, мягкий свет синих глаз, небрежный наклон головы, волосы касаются щеки… Ей так остро захотелось снова прикоснуться к нему, услышать его голос, только услышать… как будто не было ничего и никого, кроме них двоих… не было резких слов…
И эта часть умоляла: ну обернись хотя бы, посмотри же на меня! Я знаю, что ты все равно уедешь обратно к своему учителю, но только пожалуйста, — не считай меня такой дрянью! Меньше всего в жизни я хотела бы, что бы тебе было плохо. По-прежнему хотелось броситься к нему, оправдаться, что она издевалась над этими спесивыми лицемерами, а не — упаси всевышние Силы — над ним!
И что тогда? Предположим, Дамир захочет ее выслушать, после того как ему плюнули в душу. Предположим, он ей поверит — достаточно будет снять защиту: ауру можно скрыть, но не подделать ее цвета, говорившие об испытываемых эмоциях.
Что дальше? Тут же сообщить, что ее все-таки послали соблазнить его и следить за ним? И что, куда это их заведет…
А если она смолчит — он не сможет не почувствовать фальшивой ноты. Снова обман, только уже настоящий. Лизелла представила, что они вместе, — и она вынюхивает его тайны, шпионит и доносит Совету, или просто врет всем. Ее едва не вырвало.
Пусть… Девушка заперла дверь и для надежности выкинула ключ в окно, что бы ее дурная голова больше ничего не натворила. Пусть он уедет. Пусть живет там, где он свободен, а не поднадзорный, где ему не нужно озираться и опасаться.
И другая, вдруг начавшая пробуждаться в ней умудренная рассудительная женщина говорила: у вас двоих изначально не могло быть никакого будущего. Если бы им дали хотя бы еще одну ночь… Всего одну. Дали закончить то, что они начали — позвал бы он с собой? А она — пошла бы? Или все-таки предпочла бы считать всего лишь приятным волнующим эпизодом.
Он ведь не обещал тебе ничего. И ничего не было, просто приятный ужин… Воображение наверно разыгралось, выдавая желаемое за действительное! Так что, остается только поблагодарить судьбу за то, что она уже тебе дала. Такого вечера у нее никогда не было и наверное никогда не будет.
