Оксана Гринберга - Чужой мир
В бедном квартале с кривоватыми домами и черными дырами в стенах вместо дверей я долго петляла по извилистым улочкам, пока окончательно не остановилась, тяжело дыша. Путь преграждала каменная стена. Тупик! Забилась в угол, прислонившись спиной к стене. Сползла вниз, чувствуя все шероховатости старой каменной кладки. Упала и заснула, а может, потеряла сознание…
Очнулась от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Потом что-то холодное и влажное коснулось руки. Открыла глаза — худой облезлый пес нервно обнюхивал мои руки.
— Эй! Ты чей? — прошептала я, чувствуя, как пересохло во рту. Воды бы…
Пес отшатнулся, покосился боязливо, поджал хвост и побрел прочь. Я кое-как встала, не чувствуя ног. Надо же, платье и кинжал еще со мной! Не потеряла. Дотронулась до груди — заветный мешочек тоже на месте. Подхватив с земли нехитрые пожитки, потащилась вслед за псом.
Кружилась голова. Я шла среди домов и людей. Запахи и звуки проходили словно насквозь, не вызывая ответной реакции. Не было сил даже прямо держать голову, смотреть вперед… Я брела, вглядываясь в пыльные узоры на дороге, видя лишь ноги людей, что проходили мимо: добротную кожаную обувь, рваные сандалии, грубые чеботы, изящные туфельки…
Собака куда-то пропала. Гомон толпы нарастал, людей на улице становилось все больше. Бессчетное количество ног казалось конечностями огромной тысяченожки. Ноги хаотично двигались в разные стороны, сводя меня с ума… Откуда-то издалека пахло едой.
Хорошо бы купить что-нибудь поесть… А если рыжебородый с товарищами ждет меня именно на рынке, среди нагруженных телег, лотков с едой и прилавков с товарами ремесленников? Мне уже было все равно.
До рынка я так и не дошла, потому что оказалась на большой площади, полной народа. Огромное каменное здание с колоннадой, взмывающее ввысь в начинающее вечереть небо. К нему вели широкие мраморные ступени. Дальше идти не было сил. Опустилась рядом с оборванными созданиями, которые просили милостыню. Усмехнулась. Вот мое место! К тому же и первый опыт есть — уже подали… Легла на ступеньку, закрыла глаза. Пусть все закончится…
Рядом раздался приятный голос, задающий непонятный вопрос на чужом языке. Дали бы умереть спокойно! Открыла глаза. Надо мной склонилась голова… нет, не динозавра! Пожилая женщина. Смуглая, светловолосая, вокруг блеклых, словно выгоревших голубых глаз — морщинки. Она улыбнулась — половины зубов во рту не хватало… Я снова закрыла глаза. Хочу домой!
Губ коснулся какой-то предмет… Вода! Жадно сделав несколько глотков, поблагодарила женщину.
— Спасибо.
Она отломила кусок хлеба от большой серой краюхи, протянула мне. Я тут же вгрызлась в успевшую подсохнуть мякоть.
Женщина опять что-то спросила. Я покачала головой, жадно поедая хлеб. Неужели в этом мире я вызываю жалость? Хотя… Пусть жалеют, лишь бы кормили!
— Не понимаю, — отвечала на все вопросы. Хотя нет, один уже слышала совсем недавно!
— Улайд, — устало ответила я. — Ирга!
Внезапно желудок скрутило страшной болью, и я, застонав, согнулась пополам. Потом меня куда-то волокли. Я металась, бредила, стонала от боли. Мне то лили в рот мерзкую вонючую отраву, от которой почему-то становилось легче, то кто-то клал на голову прохладную ладонь, из которой словно лилась раскаленная лава, выжигая мозг…
Потом я очнулась окончательно. Мир уже не распадался на части, все больше и больше обретая четкие контуры. Я лежала на жесткой лежанке, застеленной каким-то тряпьем, укрытая чем-то тяжелым и грубым. Наверное, шкурой какого-то животного. Похоже, была ночь.
Пошевелилась, попыталась сесть. Тело не слушалось, словно неведомые кровопийцы высосали из него последние силы. Кое-как согнула руку, оперлась на локоть и, оттолкнувшись от лежанки, со стоном села. Огляделась: где я? Каменные стены небольшой комнаты, низкий потолок, в углу — слабый мерцающий источник света. Я сидела на полу на груде тряпья рядом с тлеющим очагом. В помещении слегка пахло дымом и… хлебом.
— Очнулась? — послышался знакомый голос из дальнего угла. Женщина приблизилась, держа в руке глиняную плошку, внутри которой мерцал огонек. Села рядом. При слабом свете старческие морщины на лице залегли еще глубже, голубые глаза казались чернее ночи. — Значит, будешь жить. Пить хочешь?
— Хочу! — ответила я, облизав пересохшие губы.
Что-о? Я не только понимала чужую речь, но еще и могла отвечать на незнакомом языке! Как такое возможно?
— Почему я говорю на вашем языке? — пробормотала я. Женщина вернулась из дальнего угла с глиняной кружкой в руках.
— Держи…
— Вы берете воду из реки? — растерялась я. Она кивнула. О, боже! Видела я эту реку! И зловонные сточные канавы видела, и городские отбросы, которые смывают мутные речные волны…
— Друид из храма Бригиты сказал, что ты должна много пить, когда очнешься. Если очнешься…
Зажмурившись, сделала несколько глотков. Вода оказалась на удивление приятной на вкус, разогнала ватную муть в голове, возвращая силы.
— Ты не говорила на нашем языке, — произнесла пожилая женщина. — Целитель из друидов решил помочь. Правда, это довольно болезненно, но ты все равно была без сознания…
— Он клал мне руки на голову?
Женщина кивнула. Я вспомнила кошмар, преследовавший меня в бреду: прикосновение холодных ладоней и текущий из них поток раскаленной лавы, сжигающий сознание. Хочу посмотреть на этого «целителя из друидов»! Я уж поделилась бы с ним своими мыслями о его методике обучения иностранным языкам!
— Спасибо, — пробормотала я. — Ты спасла меня…
Она опять кивнула, морщинистое лицо тронула улыбка.
— Как тебя зовут, деточка?
— Марта!
— Сильное имя! Можешь звать меня Ниссой. Мамой Ниссой.
— Нисса, — пробормотала я, пробуя незнакомое имя на вкус. — Спасибо, мама Нисса! Сколько я болела?
— Четыре дня, — ответила она. — У тебя была пустынная лихорадка… Мало кто выживает без помощи целительной магии друидов. Вот, тебе еще оставили лекарство…
Мама Нисса поднялась и вернулась с еще одной плошкой, в которой плескалась черная густая жидкость. Я взяла ее в руки и подозрительно понюхала. Фу, гадость! Сделала глоток. Да, обоняние не подвело, и впрямь отвратительно.
— Мне бы… выйти, — призналась я. — Где здесь… — смутилась. Ну да, естественные потребности никто не отменял.
— Отхожее место? За домом, сейчас отведу тебя!
— Я сама! — Попыталась подняться самостоятельно, но Нисса уже пришла на помощь. У пожилой женщины оказались на удивление крепкие руки. Навалившись на них всем телом, словно пациент, только что переживший рецидив, я ковыляла к выходу, путаясь в подоле знакомого платья. Внезапно в голове промелькнула мысль, и я провела рукой по груди, где в чашечке грязного бюстгальтера из тонких итальянских кружев хранила свое сокровище. Заветного мешочка не было!
