Анастасия Парфенова - Танцующая с Ауте. Трилогия
– Человеческий язык содержит огромное количество понятий, означающих различные оттенки одного и того же явления. Например, то, что вы называете «жизнь» – наше ту.Но туна ваш язык можно перевести и как «смерть», и еще десятком других слов. И все эти слова – только грани ту.Понимаете?
– Жизнь есть смерть. И каждое рождение несет в себе зерно новой смерти. Единство и борьба противоположностей.
– Только не нужно цитировать учебники по философии.
Он чуть приподнимает брови, выражая легкую иронию. Не могу не восхититься красотой этого лица и бесподобностью самоконтроля арра.
– Вы все-таки… разграничиваете. А это просто различные фазы одного процесса. – Ушами повожу сначала направо, а потом налево, показывая, как далеки эти фазы друг от друга и в то же время как они близки.
– Но как вы передаете эти самые фазы, грани, оттенки? Ведь вы понимаете разницу между жизнью и смертью, иначе не смогли бы сейчас разговаривать со мной.
– Оттенки, эмоциональная окраска и прочее передаются по-другому. Ну, как вы можете произнести одно слово с различными интонациями. Я говорю ту,одновременно формируя что-то вроде эмпатического образа – видите, над головой? – который, как субъективная шкала, показывает степень приближенности ту кфазе жизни или к фазе смерти. – Замолкаю. Мне никогда раньше не приходилось вот так объяснять, и задача кажется труднее, чем казалась на первый взгляд. Но, по крайней мере, за ее решением можно отвлечься от желания вцепиться кое-кому в горло. Интересно, арр-Вуэйн на это рассчитывал, когда стал бомбить меня вопросами? – На самом деле образы – очень сложная система, чем-то напоминающая древние иероглифы в пятимерном пространстве, и… у вас просто нет слов, чтобы это описать. Они очень индивидуальны. Образы – это вид искусства, которое зависит от развития личности. Например, речь некоторых Старших я не то что не всегда могу понять – даже разглядеть во всей ее полноте. Улавливается лишь доступный моему пониманию смысл. Тем не менее общаться с ними – огромное эстетическое удовольствие.
– Это действительно… красиво. Хотя я с трудом понимаю, что ЭТО. А вы не пробовали фиксировать свою речь?
– Письменность? Она нам не нужна.
– То есть…
– Оставим эту тему.
Он замолкает, но в сощуренных глазах угадывается напряженная работа мысли. Понял, что наткнулся на что-то интересное. Ну и пусть себе размышляет. Может, через пару тысяч лет додумается. И вообще, теперь моя очередь задавать вопросы:
– Почему мы прошли этим путем?
– Я не понимаю…
– Вы прекрасно поняли мой вопрос, дарай-князь. До сих пор считалось, что пройти через иную меруреальности невозможно. Это вам не другое измерение. Некоторые даже сомневались в существовании меры.Но мы здесь. Зачем? Это все равно, что, – я на секунду задумываюсь, подбирая подходящее сравнение из своего небогатого словарного запаса, – все равно, что глушить рыбу атомной бомбой. Разве не было пути проще?
Улыбается. Похоже, я сказала что-то забавное. Знать бы что.
– Атомная бомба – она, конечно, немного великовата, но рыбу глушит. Очень точное сравнение. Дело в том, Антея-эль, что, удирая, вы замкнули за собой… петлю. Очень качественно замкнули, не каждый дарай смог бы так. К нам НИКТО не мог пробиться извне, но и мы не могли оттуда выйти. Не знаю, как вам это удалось. В общем, пришлось искать обходные пути. Перейти в другую меруреальности, а затем вернуться назад. Это как если бы вас заперли в комнате, а вы перешли бы в другой слой реальности, прошли сквозь стены, а потом вернулись.
Я киваю, хотя аналогия кажется несколько шаткой.
– Кстати, а откуда вам известно про меры!
И снова к допросу, да?
– Не стоит воспринимать меня как мелкого варвара, дорвавшегося до библиотеки и успевшего прочесть кое-что из открытых фондов. У эль-ин есть некоторый… аналог науки, и по-своему мы знаем об окружающем нас мире не меньше, чем человечество.
Я ненадолго замолкаю, расстроенно опустив уши.
– Я занималась изучением людей, но, кажется, безуспешно. Только мне начинает казаться, что я что-то поняла, как поворачиваю за угол и натыкаюсь на очередной…
Он забавляется, хотя не знаю, откуда ко мне пришло понимание этого. Ни в мимике, ни в языке тела, ни даже в ауре нет ни малейшего ключа к внутреннему состоянию. Только ощущение легкой иронии, как бриз в лицо.
Резко дергаю ушами:
– Я сказала что-то смешное?
– Нет, эль-леди. Эти изменения в организме, о которых вы говорили, они ведь относятся не только к физиологии?
Резкий поворот в разговоре застает меня врасплох.
– Простите?
– Фиксированная внешняя форма и какие угодно трансмутации внутри. Вы ведь говорили не только о теле, правда? В сознании – то же самое.
Удивление, печаль, ярость, согласие.
Я только киваю. Мы действительно можем с собственным сознанием творить что угодно. Не нравятся эмоции – их чуть-чуть изменим. Чтобы не было клаустрофобии. Прекрасно. Не устраивает запах ужина – сейчас ма-а-аленькое самовнушение – и он станет вкусным. Здорово. Нельзя убивать Целителей (есть такой закон). Ну что ж-ж-ж, закон придется изменить. На один раз. Потом вернем на место. В конце концов – это всего лишь установка на самосохранение. Если перебить всех Целителей, кто же будет лечить? Мораль – удобное приспособление, когда она устаревает, ее нужно менять. Так проще.
Человек смотрит на меня, и в странных глазах, серых, с круглым зрачком, я вижу зеркальное отражение своих мыслей. Не очень лестное для эль-ин отражение.
Он понял. Хорошо. Я боялась, что придется долго и нудно объяснять.
– Подобные способности представляются мне весьма удобными,не так ли, эль-леди?
Аррек говорит медленно, немного растягивая звуки, и речь его по богатству интонациями и выразительности приближается к речи эль-ин. Голос мягкий, теплый и приторно-сладкий, с гнильцой. Он обволакивает пушистым одеялом. Удушающе-теплым. Как сладковатое дуновение смерти. Я знала, что арры возвели контроль над голосовыми связками в ранг искусства, что они способны лишь с помощью голоса, без всякой телепатии, внушать людям что угодно, добиваясь рабского подчинения. Теперь я понимаю, что это значит. Приходится дважды провести коррекцию восприятия, чтобы не утонуть в этих гневно-сладких интонациях. Чтобы не начать чувствовать к себе то же отвращение, что столь демонстративно выказывал он. Это было бы уже избыточно. Вряд ли я способна ненавидеть себя больше, чем теперь. Всему ведь есть предел.
