Ольга Романовская - Чужие воспоминания
Одана
Я всегда почему-то боялась счастья: была уверена, что оно не продлится вечно, а за него придется расплачиваться. В троекратном размере. Но сейчас почему-то об этом не думала, малодушно загоняя мысли о несчастьях в дальние закоулки сознания.
Нет, тревога осталась — но не могла же я бояться вечно? А тут был Шезаф — живое воплощение мечты многих девушек. И моего представления о прекрасном принце. А что — красивый, не из бедной семьи, обходительный. Мне ведь титулованные дворяне не нужны, прекрасно знаю, что ничем, кроме мимолетной игрушки, забавы для них не стану, а мне хотелось длительных отношений. И доверия. Памятен, эх, памятен мне был поступок Эйта, так и не смогла его простить. Мама бы расстроилась, сказала, что не следовало принимать все так близко к сердцу, но ведь это было мое сердце и мой парень. Сейчас я, конечно, мудрее, повторись все вновь, не хлопнула бы дверью, а попыталась разобраться, но о прошлом я не жалею. Прошлое — на то и прошлое, чтобы его проходить.
Я боялась, что офицер вернется вновь, вызовет меня на допрос — но нет, все было тихо. Я немного успокоилась, перестала выискивать у входа в библиотеку подозрительные лица и полуночничать, вслушиваясь в ночные звуки за окном.
Наши отношения с Шезафом постепенно набирали обороты, не переходя, однако, границ. У меня правило: не пускать никого в свою постель, пока этот человек не докажет, что я интересую его больше, чем объект плотских утех. Так что моему новому поклоннику приходилось удовольствоваться вечерними прогулками, долгими поцелуями в тени деревьев и возможностью безнаказанно обнимать меня пониже спины.
Мы много разговаривали, старились каждую свободную минутку проводить вместе, что, разумеется, не укрылось от проницательных сослуживцев, тут же окрестивших нас 'сладкой парочкой'. Главный библиотекарь то и дело косился на нас, будто боялся, что мы окунемся в пучину разврата прямо посреди рабочего дня на глазах посетителей.
Шезаф, конечно, был не против, но я строго придерживалась выбранной линии поведения.
Мои отношения с мужчинами… Хммм, глядя на меня, нетрудно догадаться, что поклонники не вились вокруг меня, как бабочки у пламени свечи. Были, разумеется, я же не давала обета безбрачия, да и в невесты какому-нибудь монарху меня не готовили. От матери научилась некоторым вещам, полезным в сложной науке любви, но на практике их применять приходилось редко: всегда находились красивее и сговорчивее меня. Разумеется, я не завидовала — не видела причины. Связь на одну ночь — это не для меня, я ценю себя гораздо выше, но и не так высоко, чтобы задирать нос.
Шезаф был у меня четвертым — скромный послужной список непритязательной библиотекарши. Одна любовь, разумеется, первая, и вовсе была платонической. Тогда я еще жила в Медире, оканчивала школу — до сих пор благодарна родителям за то, что они не пожалели денег и дали мне образование, теперь оно стало главным источником моего заработка.
Я была вольноопределяющейся, то есть посещала не все занятия (на все у моей семьи просто не хватило бы денег, расценки за обучение высоки) и сидела отдельно от воротивших от нас нос аристократок средней руки вместе с такими же девочками, балансировавшими на грани социальных слоев. Не будь у меня такой матери — не видать бы мне школы, как собственных ушей! А так целых четыре года прилежно просидела за партой, получила соответствующую бумажку, устроилась помощницей в местную библиотеку — и понеслось…
Итак, моя первая любовь… Он был братом одной из моих родовитых одноклассниц, что заранее исключало возможность отношений. Но в юности больше доверяешь голосу сердца, чем разуму, и Дорэн обратил-таки внимание на скромную блондинку, одной из последних выходившей из здания школы. Когда он заговорил со мной, я чуть не потеряла дар речи от ужаса — теперь самой вспоминать смешно. Странно, как он не принял меня за недалекого 'гадкого утенка'? Выглядела я в ту пору непривлекательно, особенно на фоне фигуристых одноклассниц с томным взглядом, но, видимо, было во мне что-то, что привлекло внимание Дорэна, огонек, как сказала бы мама.
Чем все закончилось? А ничем. Я благополучно окончила четвертый год обучения, на пятый меня оставлять не стали — слишком накладно, и потеряла Дорэна из виду. Плакала, конечно, переживала, твердила матери, что умру без него, а она с улыбкой возражала. И оказалась права. Она всегда была права в том, что касалось любви, да и ей ли было не знать всех хитросплетений этого чувства?
У мамы я познакомилась с моим первым мужчиной. До сих пор, произнося его имя, непроизвольно смакую каждый слог, каждую букву, прикасаясь языком к нёбу. Са-де-рер. Последний звук чуть вибрирует, отзываясь дрожью блаженства во всем теле. С ним я почувствовала себя женщиной, любимой, красивой, желанной, и перестала придирчиво выискивать в себе недостатки. В этом заслуга Садерера, этого прекрасного, как светоносные боги, ангерца. Была бы моя воля, я бы провела всю оставшуюся жизнь у порога его дома, последовала за ним на край света, в его родной загадочный Ангер, но моего любовника связывали такие обязательства, что мы оба не в силах были их разрушить. Теперь, когда страсть прошла, а его бархатный взгляд из воспоминаний вызывает лишь грустную улыбку, я понимаю, что поступила правильно.
Да, вспыхнувшее между нами чувство было сродни пожару, но оно быстро выжгло бы наши души, оставив после себя горький пепел разочарования.
Обвиняю ли я его? Нет, Садерер был со мной предельно честен и откровенен, он ничего не скрывал. В начале наших отношений он был еще свободен, в конце — связан по рукам и ногам. Садерер ведь затем и приехал в Медир, чтобы попросить благословение у богини, но встретил меня, забыл обо всем на свете, решил, что сможет пойти наперекор давним обязательствам — не смог.
Он уехал на рассвете, оставив на постели, все еще хранившей тепло его тела, тонкую изящную розу и небольшой подарок — кулон, который я ношу до сих пор. Это не просто украшение на память, Садерер никогда не был банален — ангерец подарил мне амулет.
Потом случилось то, что случилось, и я переехала в Лайонг. Устроилась на работу: сначала помощником библиотекаря, потом библиотекарем, обустроила свое новое жилище.
Где-то через год в моей жизни появился Эйт. Вроде бы у нас было все серьезно, мы даже думали пожениться, но мой бывший легко перечеркнул наши отношения. Было больно, но горькая правда всегда лучше сладкой лжи, во всяком случае для меня.
С тех пор с мужчинами у меня как-то не ладилось, а тут вдруг Шезаф…
— Тебе идет улыбка, — мы сидели на моей кухне и пили чай. Шезаф принес потрясающие пирожные, и в предвкушении удовольствия я, как ребенок, пускала слюнки.
