Олег Верещагин - Оруженосец
— Спасибо тебе, Эрегдосс. — Нехотя поднявшись с камня, Эйнор поклонился улыбнувшемуся в ответ эльфу. — Не тяни меня, Олза, я иду, иду… Ты и минуты не можешь посидеть спокойно. Такие хорошие песни…
— Неплохие. — Рыжий на ходу уже доставал меч. — Только грустные. Жизнь и так короткая штука, а тут ещё грустить, слушая эльфа?! Уволь…
— Эйнор!
Голос из верхнего окна заставил поднять головы всех, находившихся во дворике. Светлые, рыжие, несколько тёмных голов склонились — полными собственного достоинства движениями, лишь Олза вскинул руку:
— Отец!
— Эйнор, поднимись. — Нарак, казалось, не повышал голоса, но он слышался отчётливо.
— Отец, мы хотели… — начал Олза, но князь жестом остановил его. Олза надул губы и тихо сказал, толкая Эйнора локтем: — Возвращайся скорее, а я пока погоняю по двору Нарвэйна и Фараза. Не упускай такое зрелище… — И, мгновенно повеселев вновь, пошел через двор, громко выкликая товарищей.
Внутри здания, на каменной лестнице, сейчас царила прохлада (а зимой даже в самые сильные холодные ветра не было холодно). Эйнор на ходу подставил ладонь под тонкую струйку воды, падающую из сифона в виде драконьей головы в чашу — раскрытый розовый бутон; попил, отряхнул руку. Придерживая рукоять Бара — знаменитого отцовского меча, откованного ещё в Нуменоре, — открыл дверь в кабинет.
— Позволь войти, князь?
Нарак был один — сидел за столом, широко расставив ноги и держа в одной руке свиток, а в другой — кубок. Но Эйнор мог бы поклясться — ощущение было таким же невидимым и явственным, как ветерок, — что только-только в кабинете был ещё кто-то. И этот кто-то не был человеком.
Эйнор вспомнил, что вчера вечером видел — в Трёхбашенную приехал маг, которого называли Серый Странник. В Кардолане большинство людей не слишком-то привечали этих странных существ; никто даже толком не мог сказать, сколько их бродит по Средиземью — три? пять? семь? — и чего они хотят. Да и Нарак до недавнего времени не очень-то их жаловал, делая исключение разве что для Радагаста — великого знатока лошадей и собак. Правда, Серый Странник был частым гостем в Артедайне, да и Эйнору он (по ощущению, юноша видел его раз пять или шесть, не говорил — ни разу) скорее нравился…
— Садись. — Нарак отставил кубок, отложил свиток. «Песнь об Эарендиле» — успел Эйнор прочесть выписанное ровными скруглёнными значками Тива заглавие прежде, чем свиток свернулся в привычную трубку. Память сразу подсказала: «В Арвэниэле свой корабль сооружал Эарендил…» Странно. Князь никогда не был большим любителем чтения, хотя и не прочь был послушать баллады…
Эйнор сел, привычно положив меч на колени и не сводя глаз с Нарака, который молчал — молчал долго, глядя за окно, где ветер качал зелёные верхушки тополей. Юноша вздрогнул, когда князь заговорил наконец:
— Мы гибнем. Чья во мне кровь? Я называю себя князем Кардолана, но чья во мне кровь, Эйнор?
— Мне всё равно, — ответил юноша спокойно. — Ты ведь не только мой князь, ты — мой воспитатель. Я не буду говорить, что ты заменил мне отца. Отца нельзя заменить. Но ты мой воспитатель и мой князь.
— Всё не так просто… — Нарак сделал жест, как будто хотел налить себе ещё вина. Но остановил руку. — Если бы всё было так легко… Тебе известно о том, чего хочет Арвелег Артедайнский?
— Да, — кивнул Эйнор. — Корону Арнора.
— И что ты думаешь об этом?.. — Нарак перебил сам себя: — Не надо, не отвечай. Я знаю, что ты — нуменорец и тоже мечтаешь о возрождении Арнора. И что ты кардоланец и верен мне — знаю тоже…
— Зачем этот разговор? — угрюмо спросил юноша.
— Арвелег — прямой потомок Элендила, — словно не услышал его Нарак. — Его предки были полководцами и вождями ещё когда мои пасли коней тут, в Эриадоре, и не знали, что такое железо… Право Арвелега — не только на корону Арнора, но и — прервись род королей на юге — на корону Гондора…
— У короля Валакара есть сын, — напомнил Эйнор.
— Наполовину йотеод… — тихо ответил Нарак. — Я не нуменорец, у меня не бывает предвидений… но я князь — и вижу без них: в этом залог будущих распрей у наших южных соседей…
— Зачем этот разговор?! — повторил Эйнор настойчиво. Нарак молчал. Юноша поднялся на ноги и, подойдя к князю, встал около него на колено, положил руку на локоть Нарака. — Что тебя гнетёт, воспитатель? — тихо и участливо спросил он.
— Принятое решение. — Нарак вздохнул. — Я передам власть Арвелегу Артедайнскому.
Эйнор вздрогнул, изумлённо отстраняясь.
— Власть?
— Я передам власть Арвелегу Артедайнскому, — повторил Нарак. — Артедайн и Кардолан объединятся. Потом мы присоединим Рудаур и загоним холмовиков обратно в Эттенблат. А объединёнными силами можно будет справиться с Ангмаром. Ну а дальше… кто знает, может быть, сын или внук Арвелега будет править возрождённым Арнором и Гондором — и тяжёлые времена кончатся.
— Власть… А как же Олза? — Эйнор встал и придерживался рукой за спинку сиденья князя.
— Ты знаешь моего сына не хуже меня. Он обожает помахать мечом и быстро поймёт, что я прав… В моих жилах едва восьмая часть крови нуменорцев. Но я должен перешагнуть через свои мелкие желания хотя бы ради этой одной восьмой.
— Но зачем ты позвал меня? — тихо спросил Эйнор. — Я не твой советник. Я даже не лучший твой рыцарь.
— Я позвал тебя потому, что сперва хотел говорить с Олзой. — Нарак повернулся к юноше. — Но Серый Маг сказал мне, что ты больше подходишь для этого разговора. Хотя это похоже на подлость — словно я хочу сберечь сына и подставить под меч тебя.
— Глупец тот, кто так подумает, — искренне сказал Эйнор. — Но я всё-таки не понимаю, о чём ты говоришь.
— Я говорю о Рудауре. — Князь поднялся, толчком руки развернул на столе карту, прижал её кубками и кувшином. — В Рудауре правит Руэта. Он вождь эттенблатских холмовиков и на словах оказывает обычаям нуменорцев всяческое почтение, а живущим в Рудауре немногочисленным твоим родичам благоволит. Но это на словах. На деле, судя по всему, обстоит иначе. Мне нужен человек, который разузнает, как обстоят дела в Рудауре и Эттенблате. И, возможно, добрался в Раздол с моими словами… Но моих рыцарей хорошо знают в тех местах… — Эйнор улыбнулся. — Тебя — едва ли.
— Олза не справится, — сказал Эйнор спокойно. — Странно было даже, что ты подумал о нём; он затеет скандал в первом же месте, где ему подадут вчерашнее пиво.
— Я подумал о нём, потому что он — мой сын, а это дело смертельно опасно. Северней Восточного Тракта человеку пропасть ничего не стоит.
— Я готов ехать, — сказал Эйнор.
