Галина Гончарова - Домашняя работа.
А ты‑то что делала кроме как лопала и плакала?
Розовым стенки обивала?
А самосовершенствоваться в голову не приходило, нет? Или заглядывало и в ужасе удирало?
Замурзанное и довольное дитё было отдано на руки Эмме с приказом умыть и переодеть. Ребенку, было заявлено, что от твоего пыльного вида со стола пироги убегут. Мири фыркнула, но увести себя позволила. И даже обещала не орать слишком громко.
А Лиля быстро проглядела связки писем от отца.
М — да.
Мужчины, что ж вы за народ?
Или все зависит от женщины?
И то, наверное, и другое…
С Красавицей Чудовище стало принцем. Со светскими дамами Принц стал Чудовищем. С Лилей отец обращался как с ребенком. На, деточка, конфетку, скушай — и не лезь ко взрослым. Главное, что ты жива — здорова. А остальное мелочи жизни.
Ни рассказов о своей жизни, ни каких‑то серьезных расспросов, все письма примерно одного содержания. Только в первых попадаются пассажи 'Альдонай заповедовал терпение…', 'жена должна повиноваться мужу…', 'Джес — достойный молодой человек…'.
Похоже, сначала Лиля пыталась жаловаться. Но если она делала это в своем стиле — оно и неудивительно, что отец не прислушался. А отцовскими делами… а интересовалась ли она?
Верилось слабо.
Лилиан казалась Але довольно избалованной особой. Из девиц, которые твердо уверены — солнце светит миру из их попы. Чтобы она чем‑то интересовалась, кроме себя?
Ой ли…
Надо это менять. Но не в первом письме. Сначала надо покаяться.
Слова пришли словно сами собой. Лиля уселась за стол — и перо поползло по бумаге, оставляя корявые буквы.
Любезный мой отец.
Откуда вынырнуло это обращение? Черт его знает. Может быть, от Вильяма Шекспира? А, неважно…
С горечью осознаю я, что меня настигла кара за глупость и недалекость. Я потеряла ребенка. И только потому, что была этого недостойна. Ни такого мужа, как Джерисон Иртон, ни такого отца, как Вы. Вы столько для меня сделали, а я была неблагодарна и надменна. И Альдонай покарал меня. Отец, я обещаю исправиться. Я стала графиней, не сознавая своего долга. И была наказана за это…
Прошу Вас не баловать меня более незаслуженными подарками. А если что понадобится для Иртона — я отпишу вам.
Я благодарю Вас за заботу — я должна была сделать это раньше и сказать, что я вас люблю… Искренне надеюсь, что у Вас все благополучно. Я буду молиться за Вас и моего супруга.
Если бы я была умнее — Альдонай не наказал бы меня потерей долгожданного ребенка…
Ваша любящая дочь.
Лилиан Элизабетта Мариэла Иртон.
Лиля еще раз перечитала письмо, свернула, покапала воском и приложила печатку. Вот так. Тему ребенка надо подчеркивать.
А для первого раза достаточно.
Я была глупа и неблагодарна. Осознала, раскаиваюсь…
Так и двигаться дальше. А что попросить у отца?
Вот Ингрид приедет, осмотрим поместье, составим смету — и вперед. Да и часть скота пригнать должны… может, еще продуктов попрошу. Или чего другого… подумаем.
Рыбу, вон, ловить пора…
Люди у меня с голоду умирать не будут.
***Письмо Тарис Брок принял — и пообещал отправиться завтра на рассвете. Лиля сердечно поблагодарила его, распорядилась сгрузить подарки ей в комнату — и попросила вирман помочь в этом сложном деле. Те послушно транспортировали все от телеги до покоев. и Лиля приступила к распаковке. Чтобы спустя десять минут начать ржать в голос и тихо ругаться.
Подарки были хороши. Но!
Розовый бархат!
Розовая кожа на сапоги!
Розовое!!!
НЕНАВИЖУ!!!
Но не отсылать же обратно? Надо бы это дело отправить Хельке — авось что приличнее за это выторгует? Дорогое же все!
Или это можно перекрасить? Бархат не для батика, но может хоть что‑то можно сделать?
Эмма подвернулась как нельзя кстати.
— где поместили травника?
— госпожа, я его разместила в комнатах для прислуги.
— Отлично. Проводи.
В комнату Лиля опять‑таки вошла без стука. И улыбнулась. Энтузиаст малолетний…
— Добрый день, Джейми…
Джейми Мейтл, травник неполных шестнадцати лет от роду оторвался от ступки, в которой что‑то растирал — и поклонился.
— Ваше сиятельство…
Лиля махнула рукой.
— Все в порядке?
— Да, госпожа графиня.
— Тебе здесь удобно?
— да…
— Скажи, что у нас с краской?
— Краской, госпожа графиня?
В разговоре выяснились печальные новости. Органические краски тут известны. И зверобой варят, и луковую шелуху. И кучу других трав… но!
Все они нестойки.
Ой, не просто так живописцы прошлого только что не козлиные рога в краски подмешивали. Ибо — нестойкость — это диагноз.
Батик после первой стирки превратится в половую тряпку. Увы.
А покупать дорогую ткань, чтобы выкинуть? Нет, не будут.
М — да.
Но на посуде краска же не смывалась? Вот хохлому расписывали… из нее ведь ели. И каждый день. Но там слой лака наносили. А гжель?
Там‑то лака не было…
А как красиво, синее, белое…
Синее… турнбулева синь? Индиго? Берлинская лазурь?
Лиля прищелкнула пальцами, ловя мысль. Хлорид железа и гексацианоферрат калия. И то, и другое встречается в природе. Тебе и карты в руки. Есть гжель — посуда?
Будет гжель — одежда! Мода — дрянь такая! Кто прогнет — тот и диктует правила! А уж развернуть пиар — компанию в мире, где даже таких слов не знают — запросто!
Надо только подумать, что есть в хозяйстве!
А уж химию она знает…. Ладно! Начнем с простого.
Химлаборатория. И стеклянная посуда.
— Ты разбирайся тут, — улыбнулась Лиля мальчишке. — подумай, что может пригодиться зимой, что еще заказать… Тут у нас тоже травница есть — попроси Эмму, чтобы она тебя к ней сводила.
— а вы знаете, ваше сиятельство, что Морага не только травница, но и ведьма?
Лиля даже не сочла нужным фыркнуть.
— Ты в это веришь?
Судя по глазам мальчишки — не верил. Вот ни разу.
— Настраивайся на работу с ней. Что‑то знает она, что‑то ты… Если откажется говорить с тобой — я с ней сама поговорю. И один не езди, вирман с собой возьми.
— а они…
— я им скажу.
— Благодарю вас, ваше сиятельство…
Лиля прищурилась.
— Заодно может чего у нее прикупишь… если каких трав не хватает?
— Да вроде бы все есть, на армию хватит — мальчика улыбался робко, но все‑таки улыбался. За время путешествия обратно в Иртон он определенно стал лучше относиться к графине.
И тут у Лили прощелкнула идея.
