Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – лорд-протектор
Внутри крепость настолько огромная, что еще долго ехали по внутреннему двору, что не двор уже, а громадная площадь, пока пустая, прежде чем приблизились к головному зданию. Я его привычно называю донжоном, хотя, конечно, это скорее, дворец. Хотя да, укрепленный, укрепленный.
Бригадиры и мастера сразу же поспешили с докладами, что сделали и что сделают, я перенаправил к Растеру, а тот с медвежьей грацией указал на некстати появившегося барона Альбрехта. Бобик унесся огромными прыжками проверять кухню, Зайчика любопытные соблазнили старыми подковами, он их грызет, как карамельки, я хозяйским взором оглядывал растущие постройки.
Миртус вышел из своего подвала, что вообще-то давно уже не подвал, и, как чучундр, попытался проскользнуть под стенкой ко входу в другой подвал, где располагается расширенное помещение для алхимиков, бывших магов.
Вообще-то алхимики, по мнению церкви, тоже что-то нечистое, но я уговаривал отца Дитриха не обострять вопрос в этот сложный переходной период.
– Миртус, – сказал я предостерегающе, – ты, что же, не замечаешь самого гроссграфа?
Он смутился, заговорил виноватым голосом:
– Простите, ваша светлость…
– Да шучу, – сказал я с досадой. – Как там идут дела?
– Идут, – ответил он. На лице то появлялась, то исчезала бледная улыбка. – Вы набросали столько идей… Не спят неделями! Да и то…. Там же, на месте…
– Хорошее время, – сказал я, – никто не берет меня за глотку насчет условий труда. Что с типографией?
Он ответил виновато:
– Там этот инквизитор…
– Отец Дитрих? – перепросил я. – И что?
Он сказал с легким укором:
– Это вам он отец Дитрих. А для нас – Верховный Инквизитор. Знаете, вот такие мурашки бегают…
Я вздохнул.
– Знаю. Наука и религия никогда не уживались. Тем более что вы еще не совсем наука, а инквизиция… не совсем церковь. Но надо, Миртус, надо. Считай присутствие отца Дитриха самым лучшим прикрытием своей деятельности.
Он бросил на меня короткий взгляд снизу.
– Моей?
– Нашей, – согласился я. – Потому я и стараюсь, чтобы Великий Инквизитор получил доводы для вашей защиты.
Он сказал робко:
– Мы под вашей защитой, ваша светлость. Но как насчет остальных, их в Армландии много! Их церковь вылавливает и уничтожает с неслыханной жестокостью…
Я пробормотал:
– Ну, насчет неслыханной, это преувеличение… Весь мир жесток, тут уж ничего не поделаешь… пока что. Надо уживаться. К сожалению, ничего пока предложить не могу… Но постараюсь выработать какую-то дорожную карту по сближению научного метода и религиозного. Иди, все впереди!
Я перекинул мешок с найденными драгоценностями на другое плечо, золото весит ох как много, но не успел сделать и пару шагов в донжон, как в бок впился острый взгляд.
Отец Дитрих хмуро смотрел, как я отпустил алхимика, на лице полнейшее неодобрение, губы поджал, а брови сдвинулись на переносице, отчего взгляд приобрел остроту дамасского клинка.
Я пошел к инквизитору, кланяясь еще издали, постарался, чтобы в вороте рубашки поблескивал подаренный им крестик.
– Нечестивые люди, – буркнул он. – Вообще-то я с типографией уже и сам разобрался.
– Поздравляю, святой отец!
– Могу заменить этих, – продолжал он неумолимо, – добропорядочными христианами. Книги нужно делать чистыми руками!
– Да, конечно, – поддакнул я. – А как же!.. Книги – это ж святое дело!
– Да, – сказал он мечтательно, – кроме Библии можно все труды святых отцов отпечатать!.. Это ж какая библиотека будет…
– Да, – согласился я, – это будет… да…
Он видел, что не нахожу слов, я в самом деле не находил, так как именно книгопечатание и нанесло по религии и верованиям самый сильный и непоправимый удар.
– Я уже заказал плотникам еще один типографский пресс, – сообщил он. – Такой же.
– Прекрасно, святой отец. Но эти люди, которых мы медленно и бережно выводим из пагубных заблуждений и приобщаем… ага, приобщаем к свету Христову… весьма полезны в ряде усовершенствований!
Он нахмурился.
– Да, но… рано или поздно и простые плотники бы додумались.
– Но пока додумываются алхимики, – напомнил я. – И благодаря им работа по печатанию Библии и трудов отцов церкви идет быстрее! Вы уж, святой отец, повремените с кострами!
Он поморщился.
– Я ничего не сказал про костры. Но печатание книг – слишком важное и священное дело. К нему нельзя допускать кого попало. И без молитвы начинать такую работу нельзя.
– Совершенно с вами согласен, – сказал я с энтузиазмом. – Абсолютно! Но не менее важно и работать с людьми, как говорит Христос. Одну блудницу важнее перевоспитать, чем сто девственниц уберечь… Блудница – это ого-го, все познала, все умеет, а девственницы – просто дуры дикие. Потому работа с алхимиками – важная нравственная составляющая нашей… словом, всего нашего!
Он хмурился, в глазах зарождался опасный блеск. Я собрался, отец Дитрих очень серьезен, где-то я подступил к более опасному рубежу, чем тот, который он переступать не намерен и мне не даст.
– Они не просто язычники, – возразил он. – Они – противники. По некоторым просто костер плачет…
– Отец Дитрих, – сказал я с упреком, – вы скоро и меня на костер!
Он сказал серьезно:
– Кого люди не любят, того не любит и Бог.
Я спросил настороженно:
– И?
– Вас любят, – ответил он. – Даже простолюдины. Чем вы сумели… Хоть еще ничего для них и не сделали, между прочим. Так что вас, сэр Ричард, пока никто на костер не потащит. Пока.
Я сказал горько:
– Ждете? Или, как сказано в Писании: падающего толкни?
Он поморщился:
– Сэр Ричард, с вашими шуточками… Кто-то в самом деле подумает, что в Писании есть такие гадкие слова. Народ неграмотный, но даже грамотные читать не любят, больно труд тяжелый. Проще мечом махать или дрова колоть. Вас любят, за вами идут – это главное. К тому же политику проводите, угодную церкви. Конечно, не так, как хотела бы сама церковь, но мы понимаем, что желания и возможности редко когда совпадают.
– Нельзя творить зло, – сказал я, – или ненавидеть какого бы ни было человека, хоть нечестивого, хоть еретика, пока не приносит он вреда нашей душе!
– Иоанн Златоуст, – сказал отец Дитрих, – хорошо сказал… и хорошо, сын мой, что помнишь такие золотые слова. Но, как сказали отцы нашего учения, тот не может иметь отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь. А эти еретики…
– Какие из них еретики? – воскликнул я поспешно. – Отец Дитрих, это просто очень увлеченные работой люди! А Господь любит работающих и не любит праздных. Вы видели, чтобы эти люди когда-то пребывали в праздности?
Он посмотрел на меня гневно, затем черты лица смягчились.
