Надежда Попова - И аз воздам
— Нет. Я не могла упустить ничего; я нашла бы ее, будь она жива или убита, неважно. Именно потому что дочь. Я не могла ошибиться: в моем лесу Альты нет.
— Хорошо, — кивнул Курт, снова исподволь переглянувшись с духовником; по тени в глазах Бруно было ясно видно, что бывший напарник уже нарисовал в воображении все то, что мог бы дать Конгрегации такой человек, как их нынешняя гостья. — В таком случае, возвратимся в самое начало и пойдем шаг за шагом вперед. Расскажи о последних днях перед исчезновением Альты. Не случалось ли чего-то необычного, не вызвала ли ты недовольство кого-то из жителей деревни? Ты сказала «не вернулась домой»; откуда?
— Из деревни. Я стала часто общаться с людьми оттуда, когда ты уехал. А когда забеременела, тамошние бабы вовсе как-то стали по-другому на меня смотреть… Знаешь, я боялась сначала. Они и так считали, что я мерзость какая-то, а тут такое — без мужа, непонятно от кого, и я думала, что меня тогда вовсе прибьют. А они наоборот… Как будто я не я стала.
— Просто человека в тебе увидели, — пожал плечами Курт. — Не диковинное существо из дремучего леса, а женщину, такую же, как они… Кто-то из них взял покровительство над тобой, и Альта стала наведываться к ней в гости?
— Да… — неуверенно ответила Нессель и, подумав, сама себе возразила: — Нет. Не совсем. Сначала я принесла дочь крестить, и они собрались все смотреть на это. Может, ждали, что меня поразит молния в доме Господнем, или что Альта сгорит в купели, не знаю… Но народу много было. Кто-то потом подходил ко мне и говорил, что это хорошо — ну, что я «решила вернуться к Богу и людям»; как будто это я такую жизнь выбрала, а не они и их отцы мою мать вынудили… А потом, когда я приходила по какому-нибудь делу, они стали говорить — мол, приведи дочку-то, чего она у тебя дикаркой растет… — Нессель снова помедлила и вздохнула, вяло пожав плечами: — Я и стала приводить. Подумала — к чему ей это, правда, жить, как я, зверем в лесу? Может, хоть она как-то приспособится, и у нее все наладится… И как-то все так пошло хорошо, она играла с детьми из деревни, и даже ко мне стали относиться… лучше.
— Как-то все подозрительно ладно, — хмыкнул Курт; Нессель невесело улыбнулась:
— Я тоже так думала. И долго не верила им. А еще и священник… Пока деревенские ко мне просто ходили по всяким надобностям — он на меня и внимания не обращал, как-то спускал им с рук, что ходят к ведьме. А когда я стала сама наведываться в деревню, да еще и Альту крестить принесла… Как он на меня косился — я, знаешь, поняла, что он думает, а не сдать ли меня вашим. Я уж и писульку твою приготовила, чтобы ему, как ты тогда сказал, «в нос ткнуть». А потом однажды меня опять позвали к болящему, я пришла — а священник в горячке. Ну, а что делать, поставила на ноги… Он в бред не срывался, все время был в сознании, наблюдал, что я делаю…
— И что ты делала?
— Да ерунда там была сущая, — поморщилась Нессель. — Травами обошлась, ничего иного и не потребовалось; ну, а как выздоровел, святой отец и коситься на меня перестал, и, как я поняла, кляузничать тоже передумал. Видно, потому что как же теперь жаловаться на ведьму, если сам ее же услугами пользовался-то…
— Или просто увидел, что опасаться в тебе нечего, и ереси в твоих действиях никакой нет, — предположил Бруно. — А стало быть, и смысла обращаться к нам — нет тоже.
— Не знаю, — передернула плечами она. — Мне, в общем, все равно; отстал — и ладно. Единственное вот — стал зудеть в уши, чтобы пришла на исповедь, и так и зудел год за годом.
— А ты так и не пришла?
Нессель на миг умолкла, поджав губы и глядя на Бруно искоса, явно с трудом удерживая резкость, готовую вот-вот сорваться с языка, и, наконец, недовольно выговорила:
— Исповедь — это же значит, про все рассказывать. Иначе само по себе будет грех. А я про всё — не могу; Богу — могу, а человеку не буду, не его это собачье дело. Я знаю, что это вроде как и не человеку на самом деле, но он же слышит, все-таки? И запоминает.
— Хорошо, эту тему мы обсудим как-нибудь позже, — не дав Бруно продолжить, кивнул Курт. — Рассказывай дальше по делу.
— Ну… Так вот и жили несколько лет. Бояться меня вроде как перестали, зато вдруг все жалеть начали. Вот я даже и не знаю, что хуже; раньше ко мне хотя бы не лезли и не пытались воспитывать все кому не лень.
— Ты просто не привыкла к человеческому вниманию. Особенно женскому. Оно, согласен, может довести до белого каления.
Нессель не ответила, поджав губы и неопределенно качнув головой, и продолжила, помедлив:
— А пару лет назад у нас поселилась семейная пара — торговец с женой. Старые уже, лет по пятьдесят обоим, и одинокие. Берта про это прямо не говорила, но я поняла так, что детей у них никогда не было; я предлагала узнать, кто из них бесплоден, и попытаться сделать что-то, но они отказались — сказали «а теперь зачем нам, в такие-то годы». Я и не лезла больше…
— Постой, — осторожно и по-прежнему мягко перебил ее Бруно. — «Попытаться что-то сделать»? Ты умеешь изменять природу бесплодных? Как?
— Я не умею, — торопливо и напряженно отозвалась Нессель, все так же не глядя на него прямо. — Точнее, я никогда не пробовала — мне только мама рассказывала, что надо увидеть и на что прилагать силы, но сделать что-то такое я не пыталась. Не с кем было. Я и не уверена, что у меня получилось бы, но в таких случаях ведь терять все равно нечего, а брать какую-то плату, если бы ничего не вышло, я бы не стала. Да я вообще без платы хотела, просто так, потому что они были добры с Альтой и потому что мне их было жалко…
— Не волнуйся, — улыбнулся Бруно. — Я не пытался тебя в чем-то упрекнуть; попросту я, прямо скажу, удивлен. Никогда о таком не слышал и не знал, что нечто подобное возможно.
— Ну да, — буркнула Нессель чуть слышно, — ведь ведьмы творят только зло. Убить только кого или порчу навести, или вот плод выкинуть — это да, а помочь — да ни за что.
— Прямо скажу, что да, — кивнул Бруно со вздохом. — Даже не представляешь, насколько и какая ты редкость. Но удивлялся я не этому, а твоим возможностям.
— Говорю же, нет никаких возможностей: я не знаю, умею ли я это.
— У тебя еще вся жизнь впереди, чтобы это узнать, — заметил Курт, взглядом велев духовнику умолкнуть. — Так стало быть, к Альте они были добры, ты сказала… И это к ним твоя дочь ушла перед тем, как исчезнуть?
— Да, к ним, — болезненно дернув уголком губ, подтвердила Нессель. — Она часто ходила к этой паре в гости; да к ним все окрестные ребятишки бегали, они всех привечали. Берта их угощала вкусностями, а Томас вырезал всякие фигурки из дерева — лошадок, лодочки… Эти двое даже ко мне относились так, будто мне десять лет, я едва отбивалась от них.
