Олег Говда - Выбор
А тем временем, пока я старался держать спину и в диареи мыслеблудия нащупывал психологическую опору, мой верный конь — который в этом мире 'не роскошь, а средство передвижения', а так же друг, товарищ и почти что близкий родственник — неторопливо цокая по каменной осыпи подковами, потихонечку вывез меня из жуткого ущелья.
Степь распахнулась внезапно, словно рывком отдернули занавес.
Крутой поворот, и беспредельная равнина, на которой не зацепится взгляду, так неудержимо и стремительно ринулась в глаза, что даже слезу вышибла.
А я едва успел подхватить падающую челюсть… Очуметь! Феерическое зрелище! Непостижимое… Такое, что мне, выросшему в горах, а после демобилизации поселившемуся на морском побережье, вдруг захотелось, подчиняясь какому-то подспудному велению, возникшем на генном уровне — гикнуть, свистнуть, хлестнуть коня нагайкой, и пустить его вскачь, вопя от запредельного экстаза, что-то разудалое и непристойное! Матерясь и богохульствуя…
Леса и рощи, морская гладь и седой шторм, дороги и проселки, села, города, замки и прочие селения — все это и рядом не стояло с великолепьем степи. Вот где ширь, вот где ори что хочешь, все равно никто не услышит.
Подсознание тут же, уловив ключевое слово, привычно подсунуло анекдот в тему. Заблудился как-то охотник в лесу. Стрелял, стрелял, чтоб внимание привлечь, пока патроны не закончились. Стал кричать. Подходит к нему медведь и спрашивает: 'Чего орешь-то?'. 'Да вот — заблудился, понимаешь. Кричу, может, услышит кто', - отвечает охотник. 'Ну, я услышал, — ухмыляется медведь. — Легче стало?..'
Откат от безудержного восторга саданул так, что аж под ложечкой заныло.
И куда я такая ничтожная букашка лезу?! Да ведь в сравнении только с этим миром, я меньше любого собственного микроба. А миров энтих, как мне тут давеча объяснили, до фига и еще пара дюжин. Вот же, блин, угораздило записаться добровольцем! Раздайся море, г-герой плывет…
Эмоциональный маятник долетел до очередной крайней точки и лопнул с таким звоном, что уши заложило. Мотнув головой, прочищая слух, я ощутил прилив здоровой злости.
Это что еще за левый уклонизм и прочее оппортунистическое разгильдяйство, товарищ Ракитин? Вы венец творения или пивка попить вышли?! Ну-ка, прекратить панику, смирно и равнение на впередсмотрящих…
Фу, ну и бредятина. Это я так разнервничался, или надышался в ущелье каких-то галлюциногенных испарений? Ладно, кроме Змиев моего паникерства никто не видел, а сам я никому об этом не расскажу. И вообще — бояться не зазорно, главное не дать страху собой овладеть…
Я отер ладонью лоб, стирая с него побочный продукт мыслительного процесса, а так же волнительного восторга, и уже более осознанно вгляделся в раскинувшуюся впереди ширь, лениво простирающуюся во все стороны от горизонта и до… горизонта.
И это некоторые злопыхатели смеют утверждать, что у нас не дороги, а направление? Хотел бы я услышать их мнение сейчас, когда и направления-то никакого нету! Даже непременного камня с упреждающей надписью поставить не удосужились! Езжай, путник, куда глаза глядят, может, если очень повезет, во что-нибудь со временем и упрешься.
Ха!.. А ведь мысль грамотная! И в самом деле — упрусь… в Барьер. Его, как я понял, где-то там, поперек всех Полуденных Земель поставили. Значит, мимо не проеду. А раз так, то и нечего тень на плетень наводить, погоняй до яма… В смысле: до того приятного времени, когда диетологи рекомендуют отдать пищу своему врагу. Но, пусть тот не раскатывает губу — лично я, пропустив обед, ужин намерен слопать самолично, хоть он, враг, и дерись…
* * *
Никто не пробовал готовить на охапке сухой травы? Уверяю вас, гораздо проще сжечь всю степь, нежели получить требуемый результат. Все, чего я добился от жарко полыхнувшего сена-соломы — ветчина стала чуть теплее на ощупь, чем нагретая в ладонях, а к вкусовым качествам прибавилась легкая горчинка, и стал более ощутим запах дыма. Такая вот петрушка. Вообще-то, насколько я осведомлен, степь это не просто большая лужайка, в пару-другую тысяч квадратных километров. Должны здесь и рощи попадаться, и буераки, и прочие зеленые насаждения, способные обеспечить усталого путника запасом сухой древесины для костра, но лично мне вот подвернулась именно такая, неправильная степь. И ничего, толще стеблей лебеды и чертополоха, в обозримом пространстве не наблюдалось.
Ну, ничего: кто знает беду — ест колбасу без хлеба и маслом намазывает…
Стоп! Ощутив важность мимолетной мысли, промелькнувшей краешком сознания, я напрягся и попытался подтащить ее поближе. Так, так, так… Где она там прячется? 'Колбаса — кишка, начиненная рубленым мясом с приправами…' Не то. 'Хлеб с маслом — это бутерброд…' Не то. 'А Васька слушает да ест…' Тьфу, ты! Не мешай!.. 'Беда всему научит…' Опять мимо. 'Кто знает…' Знать — уметь, мочь! Вот он — ключ к счастью, благоденствию и процветанию! Правда, не всеобщему, а только моему личному.
Кой дурень станет возиться с сухой травой, пытаясь разогреть мясо, если в Междумирье без толку полыхает такой прелестный и почти бесхозный костер, а ты умеешь между этими самими мирами перемещаться?.. Сейчас, мотнусь туда по-быстрому, разогрею ветчину, а заодно — взгляну: может, Алена уже прикопала в уголке мою волшебную книжицу. Очень было бы кстати… Когда ж еще читать, как не теперь? И время убью, и поумнею чуток…
Сказано-сделано… Наученный историей с волками, я сперва стреножил коня и только потом, не забыв прихватить мясо, закрыл глаза и внутренним взглядом стал искать в кромешной тьме отблеск вечного огня…
Костер не промедлил откликнуться. Да так быстро, что я едва носом в него не влетел. Аж волосы от жара затрещали… Тоже, наверно, скучает в одиночестве, вот и рад компании, пусть даже такой бесцеремонной, как я. Глядя на игру пламени в этом варианте Неопалимой купины, я что-то сильно засомневался, что идея поджарить здесь мясо такая удачная, как казалось сперва. Богохульством однако отдавало… Но, мы атеисты народ плечистый, и вообще — голод не тетка, так что попытка не пытка и если наше не в лад, то свалить со своим назад никогда не поздно. И я медленно, чтоб при малейших признаках недовольства, успеть отдернуть руку, стал протягивать к огню, насаженные на стрелу, кусок полусырой ветчины.
— Зря стараешься, — неожиданная фраза полоснула по напряженным нервам, как медиатор по струнам. Я аж отскочил на пару шагов, прежде чем распознал голос. Едва мясо не выронил.
— А постучать нельзя? Что за манера подкрадываться со спины?
— Ну, извини, — усмехнулся Арагон. — Не знал, что мы нынче такие нервные. Но мясо можешь в любом случае в костер не тыкать, там по-другому организовано и с процессом термического окисления ничего общего не имеет. Скорее твой ужин, даже, остынет немного…
