Александра Лисина - Песнь жизни
– Тир! – запоздало спохватился Владыка.
Юный маг даже не обернулся.
– Тир, постой!
Нет ответа. Ни гневного слова, ни громкого обвинения навстречу, ни-че-го. Только сухое молчание, свидетельствующее о совершенной оплошности. Быстрый взгляд за спину, готовый полыхнуть Огнем при малейших признаках опасности. И холод. Снова этот холод подозрительности, от которого уже мурашки по коже бегут. А вместе с ним и новое потрясение: вместо лучистой ауры Перворожденного перед внутренним взором Владыки вдруг возникла вязкая серая хмарь, за которой пряталось недоверие и предупреждающее рычание изготовившейся к броску хмеры. Просто возникла из ниоткуда, захлопнулась вокруг юного эльфа подобно громадному капкану, заключила в непроницаемый кокон и надежно укрыла от чужого любопытства. Ни лучика, ни проблеска… словно призрачный туман застлал мысли Тирриниэля, когда тот попытался коснуться чужого сознания. И это произошло столь внезапно, что царственный эльф не сразу сообразил: именно таким образом молодой маг сумел столь долго оставаться неузнанным для Совета.
– Тир!! Да что на тебя нашло?!!
– Ничего.
– Вернись!
– Спасибо, не стоит, – донеслось холодное в ответ. – Кажется, я сыт такой учебой по горло. Благодарю за науку, но я не люблю играть вслепую.
– Я не обязан выкладывать перед тобой всю подноготную! – возмущенно выдохнул Тирриниэль ему в спину. – И не обязан отчитываться о своих планах!
– Конечно, нет. Ты вообще никому и ничего не обязан. Ты же у нас Владыка! Правитель, как-никак, великий и могучий. Зачем тебе кто-то еще? Зачем кому-то доверять и рисковать своим положением? Пытаться что-то сохранить, если его можно просто использовать? Удобно, не спорю. Умно, ловко и, как всегда, очень изящно. Ты же у нас не любишь лишние трудности? Предпочитаешь сделать все быстро и надежно, не считаясь с чужим мнением? Конечно, зачем узнавать мнение кролика перед тем, как бросить его в котел? Жалкая бессловесная тварь… но я не желаю в этом участвовать. И быть твоим кроликом тоже не хочу.
– Проклятье! – процедил Тирриниэль. – Не считай себя самым умным, мальчик!
– Да что ты? Куда мне с тобой тягаться! – язвительно отозвался Тир, исчезая среди деревьев. – Не приучен, знаешь ли, плести интриги и искусно предавать. Не смог научиться, представь себе! А еще – не смог бы целенаправленно собирать вокруг себя кровных родственников, чтобы потом спокойно воспользоваться их силой! Достойно потомка Изиара, не правда ли?!
– Что? – искренне оторопел Владыка Л'аэртэ, а потом вспомнил про Девять Кругов Жизни, ради которых его древний прародитель пошел на сущее безумие, и вдруг резко спал с лица.
Неужели Тир считает, что я способен на такое изуверство?!! Могу по капле выцеживать жизнь из родной крови, чтобы прожить на несколько лет или десятилетий больше, чем отпущено?! Что только ради этого умолял вернуться единственного сына?!! И без всякой надежды звал его самого – чудом уцелевшего внука, которого не чаял даже увидеть?!! Неужели он полагает, что я опустился до Проклятого и решил забрать чужую жизнь в обмен на свою?! Неужели думает, что я – такое же кровожадное чудовище, способное бестрепетно распять на алтаре самое дорогое, что только осталось?! Неужели посчитал, что я уподоблюсь Изиару?!!!
Тирриниэль моментально вспомнил все, о чем сумел рассказать ему перстень старшего сына; как наяву, увидел все, что было написано на стенах древнего Лабиринта… кровью написано! живой кровью умирающего Торриэля!!.. сполна ощутил боль от пронзавших чужие тела ритуальных копий; затем вспомнил, как почти умер в день их последней встречи (восемь раз подряд!); как его глазами увидел искаженное безумием лицо Проклятого Владыки и услышал потусторонний шепот умерших предков, до сих пор взывающих к отмщению. А потом снова ожил, взмокший от пережитого и тщетно пытающийся преодолеть нервную дрожь в руках.
Неужели Тир ненавидит нас настолько, что подумал, будто я на ЭТО способен?!!
Побледнев, как полотно, эльф покачнулся от накатившего ужаса, устало прикрыл веки и в тот же миг почувствовал, как что-то болезненно сжалось в груди. Да так сильно, что в глазах стремительно потемнело, а из горла сам собой вырвался странный звук, больше похожий на горестный стон.
Мальчик, кем же тогда ты считаешь меня, если решил высказать свои предположения?! За что так люто ненавидишь?! За что уподобил Проклятому Безумцу?! Разве я заслужил такую оценку?!..
Тирриниэль судорожно сглотнул, не в силах справиться с новыми для себя ощущениями. Оглушенный, ошеломленный и почти сломленный, он потеряно замер посреди белоснежной Рощи, тщетно пытаясь избавиться от нарастающего гула в ушах. Нет, не обида это была и не злость. Не горечь от неправедного обвинения. Не предательство, не боль и даже не ярость от обрушившегося на него обвинения. Нет. У него будто сердце безжалостно вырезали на живую, душу вырвали и, скомкав, небрежно бросили под ноги. Сожгли изнутри, испепелили все, что было когда-то. А вместо живой плоти внутри осталась лишь странная пустота, в которой глумилась и плескалась, не зная границ, вездесущая тоска. И на мгновение даже показалось, что смерть будет гораздо милосерднее, чем это царство пустоты и неподвижности вокруг. Гораздо милосерднее такой жизни, в которой ты только и сумел, что заработать себе славу кровожадного, готового идти по трупам родичей монстра.
Тирриниэль потеряно опустился на колени.
"Что ж, мальчик… может, ты прав: мне действительно пора Уходить? Действительно настал черед Последней Песни? Пришло мое время Прощания? Я не смог убедить тебя в самом простом. Не сумел вызвать даже толики доверия. Не справился с этим, и ты все равно ненавидишь меня, как прежде. Ты никогда не войдешь в мой Род и не примешь мой Дом, как свой. Не станешь под сенью Родового Ясеня и не дашь ему новой жизни. Мой народ погибнет в неверии и сомнениях, в отчаянии и непонимании. Проклиная меня за ошибки. Ненавидя, как ты сейчас. Наверное, это и есть тот знак, после которого нет больше смысла надеяться и верить? Наверное, я не заслужил большего? Не достоин иного? Тогда ты действительно прав: мне стало незачем жить…"
Вокруг него плотно сомкнулась темнота, отсекая посторонние звуки, мысли, печали. В глазах померкли последние отблески света. Куда-то пропали прежние чувства, а вместо них пришло странное безразличие и непонятная, но спасительная апатия. Его будто вынули из тела и бросили умирать на пустом полу, забыли и покинули. Даже те, на кого он мог когда-то надеяться. И только тяжкий ком в груди стал гораздо больше, да сердце дало непредвиденный сбой.
Что ж, наверное, пора?
