Кэтрин Куртц - Сын епископа. Милость Келсона
— Угу, государь… и помню, какими проказниками были вы оба, и как ставили на уши всю мою школу пажей! Рад вас видеть, мастер Дугал.
— А я — вас, ваша светлость.
В то время как Дугал позволил своему мечу скользнуть обратно в ножны и встал, а Келсон спрыгнул со своего высокого р’кассанского скакуна, Конал также кивнул, поджав губы, в ответ на небрежный поклон Дугала в его направлении; эти двое соперничали между собой в былые дни. Почти столь же рослый, сколь Келсон, юный лорд с границы, тем не менее, едва ли выглядел старше, чем когда покинул двор четыре года назад, россыпь веснушек на его носу и щеках только добавляла к впечатлению детскости, возникавшему при первом взгляде на него. Ярко блеснули крупные передние зубы, а лицо озарилось радостной открытой улыбкой. Рыжеватый намек на усы над верхней губой едва ли отличался от полумальчишеского пушка. Но глаза, встретившиеся с глазами Келсона, больше не были ребяческими.
Два юноши пылко обнялись, шлепая друг друга по спине, а затем отстранились друг от дружки, чтобы более трезво друг дружку рассмотреть. Келсон не воспротивился, когда его приятель взял его руку и приложил пылающие губы к тыльной стороне ладони в перчатке в знак почтения, прежде чем взглянул на него опять.
— Ну как ты, Дугал? — пробормотал он.
— Хорошо, мой принц, особенно — оттого, что ты здесь, — негромко ответил Дугал с изысканными придворными интонациями, которым обучился много лет тому назад. — Разумеется, мы здесь, на западе, много всякого слышали, но… — он передернул плечами, и опять заулыбался. — Ну, честно говоря, я и не чаял увидеть вашу светлость до того самого дня, когда явлюсь вступать в права наследства. Пограничье. И горы от веку не были любимыми местами королей Халдейнов.
— Но нынешний Халдейн любит пограничье, — возразил Келсон, просияв от теплого воспоминания о пожилом отце Дугала, который привез сына ко двору, когда тому стукнуло семь, а Келсону девять. — И, хвала Всевышнему, твоему отцу не потребовалось умирать, чтобы мы, в конце концов, все же вновь встретились. А как старый Каулай?
— Настолько хорошо, насколько можно надеяться, — отозвался Дугал чуть более сдержанно. — Впрочем, он никуда не выезжал после твоей коронации. Я, кстати, провел при нем последние три года, учась ремеслу пограничного вояки. И я… не думаю, что мое ученичество еще продлится сколько-нибудь долго.
— Значит, его болезнь обострилась. Дугал, прости, — пробормотал Келсон. Но прежде, чем он успел продолжить, Гендон, труриллский сержант, прочистил горло.
— Прошу прощения, мой король, но у юного Макардри есть обязанности. Дугал, у нас — раненые.
— Есть, сержант. Сейчас я на них взгляну, — и Дугал, коротко кивнув, извинился перед Келсоном, — С вашего дозволения, государь.
— Разумеется. Мои люди помогут.
Большинство ранений было легкими — мелкие порезы и синяки, обычные для любой бурной свары, но у нескольких — как у труриллцев, так и у пленных, обнаружились более значитальные повреждения. Один был убит, несмотря на то, что все явно себя жестко обуздывали. Келсон отрядил своего военного хирурга и оруженосцев, чтобы пособили труриллцам, а когда стало ясно, что Гендон не намеревается возвращаться в Трурилл к ночи, отдал приказ разбить лагерь. Конала он предоставил в распоряжение Эвана, чтобы заодно понаблюдал, как старый герцог сработается с Гендоном. А сам Келсон пошел в возникающий на глазах лагерь труриллцев, взяв с собой только Джодрелла, мало говоря, но наблюдая за всем с любопытством. Вспомнив слова Дугала о том, что они здесь, на западе, «много всякого слышали» за последние три года, он задался вопросом, а какое же представление сложилось о нем в итоге у этих горцев. В глазах подобных людей, то, что Келсон — Халдейн, достаточная причина для настороженности. А какие новые подозрения могли породить россказни о его волшебстве?
Но как только он попытался поболтать кое с кем из них, сразу почувствовал, что их сдержанность столько же связана с его равнинным происхождением, сколько с титулом или любым смутным беспокойством, которое могло у них возникнуть из-за того, что он частично Дерини. Они были достаточно почтительны на свой грубый пограничный лад, но предлагали не больше того, о чем их просили, и не жаждали поделиться сведениями. Пленники тоже не склонны были выдавать сведения. Хотя это едва ли казалось неожиданным. Да и сведения, которые он добыл, порой не без давления, касались одних лишь местных дел. Келсон вчитался в умы нескольких из них, в то время как другие задавали вопросы, но не увидел большого смысла выставлять напоказ свои деринийские способности, поскольку те, кто вел допрос, получили в точности такие же ответы, какие и он. Расстояние между ним и горцами имело мало отношения к магии, но его одиночество этим не смягчалось. В конце концов он обнаружил, что украдкой наблюдает за Дугалом, и подал Джодреллу знак не разговаривать.
Дугал стоял на коленях подле наиболее опасно раненого из своих людей. Оруженосец Келсона, Дисетам, помогал ему, не догадываясь, что король не сводит с них глаз. Сброшенный плед юного Макардри лежал рядом, меч и перевязь — поверх пледа. И Келсон видел, что он расстегнул свой кожаный панцирь, чтобы удобнее было двигаться, когда приступил к своим обязанностям хирурга. Пациентом Дугала был здоровяк-горец, едва ли старше его самого, но раза в полтора покрупнее, от запястья до локтя у него тянулся кровоточащий разрез, который, вероятно, помешает ему в будущем рубить мечом, если, вообще, удастся спасти руку. Его другая загорелая рука закрывала глаза, безбородое лицо под ней побледнело. Когда оруженосец промыл рану водой, а Дугал ослабил повязку, из глубины бурно забила яркая кровь. Даже со своего места Келсон видел, что порез рассек глубокие мышцы и, явно, артерию.
— Проклятие! — прорычал Дугал, шумно дыша, снова закрепил жгут и пробормотал что-то успокаивающее, когда его пациент с шумом втянул воздух меж зубами. Ни Дугал, ни его помощник, ни раненый, казалось, не заметили присутствия Келсона, когда он подхватил иглу, за которой волочилась нить из кишечной оболочки.
— Постарайся не двигаться, Берти, если хочешь, чтобы мы спасли твою руку, — сказал Дугал, его придворное произношение сменилось бойким местным говорком, в то время как он придавал раненой руке нужное положение и перемещал хватку Джетама. — Держи его как можно крепче, парень.
Когда Берти собрался с духом, а юный Джетам вцепился в его запястье и бицепс, король тронул оруженосца за плечо и кивнул в ответ на оторопелый взгляд Джетама. Дугал часто заморгал, обнаружив внезапно, что король рядом.
