Андрей Белянин - Моя жена – ведьма
– Анцифер… мне, право, очень неловко…
– Не извиняйтесь! Не стоит, я давно все забыл… Одного не пойму, как вы поверили этому проходимцу?
– Я прошу прощения.
– Да не за что!.. Ради Бога, какие разговоры, мы же свои люди… Фармазон на ваших глазах выдергивает у меня пук перьев…
– Какой пук?! Че ты врешь-то? – взвился молчавший доселе черный братец.
– Анцифер, извините меня, пожалуйста.
– Нет, нет, что вы… Какие могут быть извинения?! И слышать ничего не хочу. Просто я считал вас интеллигентным человеком, а вы меня равнодушно бросаете…
– Ну, извините же…
– Сереженька, да ради всего святого, о чем вы говорите? Я ни капельки на вас не сержусь. Вы молоды, наивны, возможно, даже не слышали о разнице между Добром и Злом. Это, должен признать, весьма зыбкая грань. Поэтому ваш поступок поверг меня буквально в шок и…
– Анцифер, я в последний раз прошу вас принять мои извинения! – уже едва сдерживая раздражение, зарычал я. – В противном случае мне придется применить физическую силу.
– Что? – поразился ангел.
– В глаз получишь, вот что! – доходчиво объяснил черт. – Циля, ты своим занудством кого угодно в гроб вгонишь. Хозяин прав, он уже четверть часа перед тобой раскланивается, достаточно! Строишь из себя прокурора на Страшном суде…
Анцифер опомнился и покраснел. На какое-то время камера наполнилась напряженной тишиной. Я медленно разломил хлеб на три равных куска. Уж не знаю, как там кормят бесплотных духов, но эти двое управились со своими порциями меньше чем за минуту. Воду также поделили на троих.
– А теперь послушайте меня. – Анцифер стряхнул крошки с белоснежного одеяния и выпрямился, разведя руки в стороны, словно католический проповедник, читающий мессу. – Мы находимся в одном из множественных отражений Земли. Приблизительно конец шестнадцатого – начало семнадцатого века. Глухая область на севере Испании. Географические понятия, названия и даты будут весьма условны, как, впрочем, и везде… В плане политической обстановки здесь сейчас самое мрачное время. То есть для визитов в гости не подходит совершенно. Вся страна охвачена религиозным экстазом, происходит серьезная реформа Церкви, принявшая ввиду ряда причин чрезвычайно уродливые формы. Речь идет даже не о борьбе за чистоту веры, а о планомерном уничтожении всех инакомыслящих. Мне кажется, что Сергею не стоит здесь задерживаться. А ты молчи, нечистый дух!
– Вот те на?! Да я еще и рта раскрыть не успел, – праведно возмутился Фармазон.
– Вот и закрой, пока не раскрыл! По глазам твоим бесстыжим вижу, что ты хочешь вновь втравить парня в очередную авантюру.
– Ребята, мне не до споров, – вмешался я. – Тут перед вами какой-то благообразный дедушка заходил, сказал, что нужно показать меня общественности. Возможно, мне удастся выяснить – не видел ли кто Наташу?
– Это слишком опасно, Сережа, ты ведь не можешь открыто заявить, что твоя жена – ведьма… Здесь сжигают людей и за меньшие проступки. Поверь, мне очень жаль, но, возможно, будет лучше вернуться домой…
– Нет.
– Ну почему ты не хочешь послушаться доброго совета?
– Потому что я должен ее найти.
– Я попытаюсь объяснить еще раз… – с ангельским терпением продолжил Анцифер. – Боюсь, что местные инквизиторы не проявят должной лояльности к человеку, интересующемуся оборотнями. Ученых, занимающихся этим ради науки, здесь нет. На охотника за демонами ты не похож. При здравом обсуждении им остается одно – признать тебя колдуном, использующим силы оборотня в своих злодейских целях.
– Хорошо, я здесь ничего не скажу.
– Там – скажешь, – недобро процедил черт. – У них такие мастера, за пять минут вспомнишь все, что было и чего не было.
– Так зачем же ты меня сюда затащил? – впервые удивился я.
– Ну… во-первых, какая разница, с какого мира начинать? – пожал плечами он. – А во-вторых, я же все-таки нечистый дух. Толкать человека на край пропасти – моя прямая обязанность. Нечего слушать было…
– В этом он весь, – подтвердил Анцифер. – Я думаю, нам пора уходить, здесь слишком опасно.
– Я не могу… Надо хотя бы спросить, быть может, эти люди все-таки что-нибудь слышали о моей жене?
– Сережа, вы преступно невнимательны, но будь по-вашему… Представьте, что я радикально настроенный служитель Церкви, а теперь объясните мне, чего вы хотите, не прибегая к словам «жена-ведьма», «оборотень», «двадцатый век», «прогрессивное человечество» и «лояльность по отношению к паранормальным явлениям».
Я открыл было рот и… задумался, задачка действительно оказалась непростой. Близнецы обменялись многозначительными взглядами. Вскоре заскрежетали засовы, и дверь распахнулась. В камере появился тот же самый душевный старичок в сопровождении монахов в черном и стражников с короткими копьями.
– Пойдемте, сын мой, вас уже ждут.
– Эти двое со мной.
– Кого ты имеешь в виду? – удивился старик, пытаясь заглянуть мне за спину.
– Ангела и черта. В смысле – светлую и темную сущность моего бытия… – Я было охотно пустился в объяснение, пытаясь познакомить вошедших с присутствующими, но Анцифер протестующе надул губы, а Фармазон скорчил такую рожу…
– Вы что, не пойдете?
– Пойдем, Серега, как не пойти… Только ты не напрягайся – они все равно нас видеть не могут. Мы ж твои духи, а не общего пользования. Так что не тычь в нас пальцем – примут за опасного сумасшедшего.
Я оглянулся, судя по подозрительным взглядам стражей – это очень даже возможно…
– Э… господа, вы меня не так поняли. Я не псих. Я – поэт, философ, член Союза писателей, лицо, так сказать, имеющее определенную склонность к гиперболе, аллегории и ассоциативному мышлению.
Все, кто стоял в дверях, невольно шарахнулись назад, но храбрый старичок поспешил навести порядок:
– С нами сила Господня! Он ничего не сможет нам сделать, мы веруем! Да и не станет… У этого человека чистая душа.
– Анцифер, я что-нибудь не так сказал?
– М-м… Сереженька, вы, как бы это помягче… Они просто еще не осознают значения ваших слов, выражайтесь как-нибудь более демократично.
– Короче, будь проще, и люди к тебе потянутся, – веско добавил Фармазон.
Я кивнул и обратился к старцу, ибо он явно казался главным действующим лицом:
– Никакого волшебства, никакой магии, я весь в вашем распоряжении. Не надо меня больше связывать, я сам пойду. «Веди меня скорей, безмолвный проводник, туда, где тень реки пересекает сушу. Туда, где, медный грош засунув под язык, я отпущу с земли свою больную душу…»
Это были последние строки одного из моих стихотворений, опубликованных в сборнике «Рождество». Я произнес их без всякого показного кокетства, просто ненавязчиво подтверждая род своей профессии. Тот старик, что все время за меня заступался, вдруг попытался что-то сказать и… не смог. Он судорожно открывал рот, смотрел на всех выпученными глазами, но не мог произнести ни звука. Кончилось тем, что бедняга выбежал вон, а следом за ним перепуганной толпой бросились и остальные. Лязгнули стальные засовы.
