Ник Перумов - Алмазный меч, деревянный меч (Том 1)
Начальник западной хвалинской таможни откровенно скучал. Свою взятку он уже получил, а больше придраться все равно было не к чему. Сидри он знал не один год — и знал, что осторожный, трусоватый гном никогда не ввяжется ни во что сомнительное.
— А это еще кто такие? — рыкнул он на унылого Сидри.
— Кто, кто?! — всполошился несчастный гном. — Ах, эти… Эти, изволите ли видеть… внесены в список каравана… пристали в пути…
Речь шла о двух высоких, стройных фигурах, что застыли возле самого конца растянувшейся цепочки лошадок.
— Внесены в список? Ну-ка, ну-ка… Подойдите сюда, откиньте капюшоны! Руки назад!
На подмогу таможенникам тотчас выдвинулась дюжина наемников-арбалетчиков.
Сидри стонал, обхватив голову руками. Остальные гномы мрачно топтались рядом со своим предводителем; у них не было никакого оружия, даже самый недлинный кинжал был увязан в тюки и опечатан имперским сотником при пересечении караваном границы людских владений.
— Внесены в списки каравана… — со зловещей ухмылкой повторил таможенник. — Счас мы на вас поглядим…
Двое. Мужчина и женщина, очень молодые, с чистой, розовой кожей, какую уже и не встретишь в загаженных людских поселениях. Оба высокие, он — в полных шесть футов, она — примерно пять с половиной. У обоих волосы густого золотого отлива, чеканные, твердые скулы, большие темно-зеленые глаза со странно поднятыми внешними уголками, тонкие рты, твердые подбородки с крошечными ямочками.
С первого взгляда было ясно, что они — не люди.
Правда, не были они и упомянутыми в воротной надписи «ельфами» или, того хуже, богомерзкими Дану. Скорее всего — племя Вольных, странного народа, чуть ли не древнее самих эльфов и Дану. Они испокон веку жили в своих дальних владениях на берегу Окраинного Океана, не вмешиваясь в дела остальных рас. Когда Империя сломила сопротивление эльфов, гномов и Дану, во время Первой Северной Войны, Вольные отчего-то остались в стороне, отвергнув предложения о союзе и от тех и от других.
И в дальнейшем, когда имперские латники добивали дерзнувшие поднять мятеж гномьи царства, когда имперские егеря, точно на зверей, охотились на Дану, когда жгли на кострах последних «диких» орков, гоблинов и прочих — Вольные оставались безучастны. И это при том, что они считались лучшими бойцами мира. Правда, имелась и у них своя слабость — лук, арбалет и пращу они презирали, считая оружием трусов.
Император не забыл выгодного для него нейтралитета Вольных. Желая усугубить раскол среди нечеловеческих рас, он издал указ — всякий желающий из племени Вольных мог в любое время принять подданство Империи. Обещаны были всяческие льготы и привилегии. Епископат допустил их даже к причастию — впрочем, не шибко настаивая на крещениях и прочем. Иерархи были неглупыми людьми. Нет нужды ссориться по пустякам с лучшими воинами во всей известной Ойкумене. Так что пусть себе так служат. Понадобится — притянем, как еретиков.
Впрочем, сами Вольные принимали причастие охотно и без особых понуждений, принимая это словно часть службы. Особого рвения в делах веры не проявляли — но, как уже говорилось выше, в Епископате сидели далеко не самые глупые люди. Знавшие, когда надо требовать рвения, а когда лучше и погодить.
Правда, за долгие годы действия этого указа им воспользовались считанные единицы Вольных.
«Кан-Торог, благородный капитан Вольной Стражи, с сестрой Кан-Молой», гласила строка в списке каравана. Таможенник узнал неровный почерк Сидри.
— Вольные? — удивился чиновник. — Ишь ты… редкие птицы. Каким ветром занесло вас в Империю?
— Мы решили принять имперское подданство, — низким хриплым голосом ответил капитан. Его сестра промолчала.
— О, вот как? Ну что ж… тогда другое дело. Ми… милости просим. — Закон обязывал таможенника быть вежливым, то есть обрекал на муки адовы. — Хотя… не слишком ли ты молод для такого чина, капитан? — проницательно заметил начальник таможни. Кан-Торог пожал плечами.
— Судьба поставила меня во главе трех сотен конников во время сражения. После него Круг Капитанов принял меня в свои ряды. Не мне обсуждать высокие решения старших.
— Бумаги! — потребовал бдительный таможенник. Бумаги оказались в порядке. В порядке оказалось и оружие — тщательно упакованное, перевязанное и опечатанное.
— И вы что, решили поселиться в нашем городе? — возвращая кожаный пакет с документами, полюбопытствовал начальник таможни.
— Мы еще не знаем, — пожал плечами Кан-Торог, — все возможно. Согласно указу Его величества мы хотели бы получить у имперского наместника в Хвалине бумагу, подтверждающую наше имперское подданство.
— Бог в помощь, — покровительственно проговорил таможенник. — Тогда последняя формальность. Снимите плащи, я должен убедиться, что у вас нет длинномерного оружия, запрещенного имперским законом…
Вольные молча подчинились. Под плащами — кожаные куртки, знаменитые чешуйчатые крхаппы, из шкур громадных ящериц, обитавших на западном побережье. Говорили, что такую куртку не пробить обычной стрелой.
…Однако даже бдительный таможенник не заметил — да и заметить не мог, — что после всех хлопот с караваном гном Сидри и двое Вольных отделились от остальных и вместе вошли в гостиницу.
* * *Чародей из Ордена Арк. Юноша, отправленный следить за ним. Гном Сидри. Вольные, брат и сестра, точнее, прикидывающиеся братом и сестрой. Что привело вас всех в Хвалин, в один и тот же день, таких разных?
Я давно уже не покидаю своей кельи. Настоятель храма Хладного Пламени, в чьих подземельях я обосновался, считает себя обязанным посылать мне хлеб, овощи и вино, снабжать углем на зиму. Наверное, для него я — нечто вроде движимого храмового имущества, наподобие кота, ответственного за истребление крыс, в великом множестве расплодившихся в Хвалине.
Да, я не покидаю своей кельи. Наместник Хвалина думает, что я делаю это из страха перед ним. Его высокопреосвященство, епископ Хвалинский, кажется, искренне полагает, будто я замаливаю грехи. Колдуны Орденов — всех семи, без исключения — приписывают эту заслугу себе, однако те из них, в чьих головах содержится хоть немного мозгов, вздрагивают и осеняют себя охранительными знаками, едва заслышав мое имя. Разные мелкие иерархи Хвалинского епископата несколько раз набивались побеседовать со мной, но я отказался. Мне не о чем говорить со слугами Несуществующего. Пусть даже они называют Его Спасителем Мира и творят Его именем кое-какие чудеса.
Я же страшусь произнести имя Того, кто заточил меня здесь. Правда, убить меня Он не мог. Даже Он. И это утешает.
