Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Авалон (СИ) - Соловьёва Яна

Он оглядел всех. Висела тишина. Киаран сел.

— И какова же цена этого мира? — Верноссиэль всё не унималась, и я с силой вдавила в ладони пальцы, непроизвольно сложившиеся в Аксий. — Склонить голову перед человеком?

— Нам не нужен мир, — жёстко сказал Яевинн. — Нам нужна Дол Блатанна.

— Говори только за себя! — вдруг вскинула голову Торувьель.

— Я считал, что имею право говорить и за тебя, Торувьель, — ярко-голубые глаза эльфа не отрывались от её бледного лица. — Меня не интересуют компромиссы с людьми. Всё, чего я хочу — чтобы мои скоя’таэли вернулись в Дол Блатанна. Я хочу, чтобы все эльфы вернулись в Дол Блатанна. Чтобы туда вернулась ты…

— А меня не интересует Дол Блатанна! — воскликнула Верноссиэль. — Пока там сидит моя мать и смотрит в рот Францеске, ноги моей не будет в этой гнилой богадельне! Вы предаётесь мечтам, но как только Дол Блатанна вернётся эльфам, она станет прыщом на заднице Севера, и рано или поздно Нильфгаард выдавит его. Нам выгоднее сражаться поодиночке. Малыми группами, в тылу врага. Мы должны быть мелкой вошью, которую невозможно извести!

— Зачем же ты вернулась, Верноссиэль? — вкрадчиво спросил Иорвет. — Я весьма ясно изложил в письме наши цели.

— Может быть потому, что ты попросил, да ещё и вежливо? — она с вызовом смотрела ему в лицо.

— Прибереги эту сказку для кого-то более доверчивого, — невозмутимо сказал Иорвет. — Зачем ты здесь?

— Пусть так, не верь. Тогда я назову вторую причину, и тебе она не понравится, — Верноссиэль поднялась и нагнулась над столом, буравя взглядом изуродованное лицо Исенгрима. — Если бы не он, меня бы здесь не было. А он молчит, будто в Зеррикании разучился говорить! Я здесь, чтобы посмотреть ему в глаза. Чтобы спросить — какого хрена он сбежал?

Её рука поднялась, обвиняюще указывая в лицо неподвижно сидящего Исенгрима. Вскочил сияющий Яевинн, вскочили белки в задних рядах, вскочили Мона и Роэль, и снова крики на Старшей Речи захлестнули зал. Я вдруг осознала, что впервые со времени попадания в этот мир безо всяких на то веских причин у меня разболелась голова — за левым глазом разрасталась и пульсирующими волнами отдавала в лоб свербящая боль.

— Мы так не договаривались! — кричали близнецы-краснолюды, тоже вскочив. — Грабануть сокровищницы Францески, купить оружия и свалить, так мы думали!

На близнецов кричал эльф с волосами, как пух, и незнакомая эльфийка по левую руку от него.

— Дайте же Иорвету сказать! — сверкая глазами, вскочила Торувьель. — Он собрал нас, дал нам кров, давайте же выслушаем его!

— Кров — это всё, что тебе нужно, Торувьель? — ядовито бросил Яевинн.

Исенгрим шевельнулся. Разжал сцепленные руки и хлопнул ладонями о стол. Как в застывшей картине смотрели собравшиеся на сверкающий зелёным перстень в оправе из свернувшейся кольцом змеи.

— Довольно, — устало сказал он. — Я услышал всех.

Он встал, и медленно, подчиняясь его тяжёлому взгляду, один за другим опустились на стулья все присутствующие.

— Ни один из вопросов, прозвучавших здесь, не имеет отношения к делу, — сказал Исенгрим своим низким, хриплым голосом. — Не подлежит сомнению одно — Дол Блатанна должна стать нашей. Потом по традиции у каждого из вас будет время, чтобы высказаться. Будет время, чтобы убедить других в том, каким должно быть будущее нашего государства. Сейчас — не время. Сейчас каждый из вас должен решить и сказать в присутствии свидетелей — идёт ли он со мной и с Иорветом возвращать нашу Родину эльфам или нет. Пути назад не будет. Я жду.

Он сел, так и держа руки на столе, чтобы каждый видел сверкание эльфийского берилла на его пальце. Все молчали. Поднялся Яевинн.

— Я пойду за Исенгримом, — сказал он. — Я пойду за королём!

Один за другим поднимались эльфы, «Я пойду в Дол Блатанна», — говорили они.

— Я остаюсь в Вергене, — сказал краснолюд в пиратской бандане из отряда Торувьель и виновато посмотрел на неё. — Прости, сестрёнка. Нечего нашему народу делать в Долине Цветов.

Торувьель кивнула ему и поднялась.

— Я иду с Иорветом, — сказала она. — И с Исенгримом.

— Эльфы из нашего отряда сами выберут, идти или нет, — когда дошла очередь до близнецов, они поднялись оба. — Мы не пойдём, то ваша драка. Ежели сойдёмся в цене с Ярпеном, останемся тут, нет — так нет, наберём жирка и уйдём.

Последней поднялась Верноссиэль. Все смотрели на неё.

— Так уж и быть! — воскликнула она и махнула рукой. — Я хочу посмотреть, как перекосит лицо матери, когда она меня увидит. Идём в Дол Блатанна!

Иорвет сидел, сосредоточенно глядя на сложенные на столе руки, но по едва заметно и невидимо для других приподнявшимся кончикам его губ я поняла, что он улыбался.

ВЕРГЕН. И в конце все умрут

Прогулка от замка Трёх Отцов до эльфийского квартала ничуть не облегчила боль в глазу, начавшуюся на собрании скоя’таэлей. Эйлин зажгла ароматическую палочку, воткнула её в плошку с песком. Запахло летним стогом и перепревшей травой.

— Скоро полегчает, — дружелюбно сказала она. — Головная боль — не повод отменять занятие.

— Конечно, не повод, — тоскливо согласилась я и достала домашнее задание.

Приглушённый тканевыми экранами свет ламп резал налитые болью глаза. Эйлин прошлась со мной по каждому слову первой страницы баллады о прекрасной Эттариэль, заставила прочитать текст вслух, поправляя произношение. Через некоторое время боль и правда притупилась, и до наступления темноты эльфийка говорила со мной на Старшей Речи, начав с простейших тем, и попутно подмешивала в объяснения грамматику.

С урока в холодную ночь я вышла с разгорячённым и распухшим мозгом, вернувшейся головной болью и домашним заданием, которое следовало выполнить к восходу солнца.

Дверь в квартиру оказалась незаперта. Я растерянно вытащила ключ из замка, пытаясь вспомнить, закрывала я его или нет. Сложила пальцы в Аард и, неслышно надавив на ручку, проскользнула в приоткрытую дверь.

Все имеющиеся в квартире свечи горели, просторная передняя комната превратилась в заставленный штабелями сундуков склад. Моя кровать была отгорожена ширмой, с которой свисали густая вуаль и одинокий шёлковый чулок, а на алом покрывале из-за ширмы виднелась чёрно-белая кружевная куча. Из кучи торчали согнутые в коленях, сложенные одна на другую голые ноги. Верхняя нога покачивалась, и по белой ступне ритмично похлопывал отороченный пухом элегантный шлёпанец.

Руки мои опустились, и я беспомощно переводила взгляд с кровати на заваленный книгами стол у камина с отодвинутой на край горелкой и обратно на кровать.

— Момент, мне надо завершить абзац! — раздался женский с лёгким грассированием голос.

В глаз будто с размаху воткнули гвоздь, и, разъярившись, я прошагала в дальнюю комнату — так и есть, узкая кровать в нише была застелена, и для пущей убедительности, что теперь она принадлежит именно мне, эфесами на подушке ровненько и красиво лежали рядышком мои мечи. Я швырнула на кровать эльфийские баллады вместе с переводом.

— Какого чёрта! — воскликнула я, вернувшись в переднюю комнату.

Схлопнула ширму, отставила её к стене и замерла, потеряв дар речи. Над кроватью в воздухе парил свиток, по которому мелким убористым почерком с невероятной скоростью выводило буквы летающее гусиное перо. Из-под свитка сердитыми серыми глазами на меня смотрела молодая женщина с раскинутыми по подушкам волнами тёмных волос.

— Я же сказала, один момент! — возмутилась она.

— Кто ты такая, и что ты делаешь в моей кровати?! — зло спросила я.

Закатив глаза, незнакомка сделала движение рукой, будто поймала комара, и свиток с пером опустились на покрывало. Мотнула ногой (пуховый тапочек улетел к стене) и поднялась, расправляя глухое чёрное бархатное платье, из-под которого виднелись пышные белые кружева рукавов и нижних юбок.

— Боюсь, между нами закралось драматическое недопонимание, — миролюбиво сказала она, с легкой улыбкой рассматривая меня. — Милый Скален, который привёз нас сюда, уверял, что ведьмачка совершенно точно не будет против соседки по квартире и что совершенно точно она живёт в дальней комнате, что подтверждали вещи, находившиеся там. Поэтому мне и постелили здесь.