Хромой кузнец (сборник) - Семёнова Мария Васильевна
Бёдвильд сказала:
– Можно ли попросить тебя, Сакси? Если кто-нибудь станет спрашивать, где я, скажи, что я отправилась вверх по фиорду на твоей лодке…
Сакси ответил:
– Ты бы больше обрадовала меня, если бы позвала с собой. Я ведь знаю, куда ты собралась!
Бёдвильд сказала:
– Я бы позвала тебя, братец. Но если меня станут искать, кто лучше тебя сделает так, чтобы меня не нашли?
Бёдвильд правила к острову Севарстёд, и ей казалось, что быстро бежавшая лодка еле ползла. Что произошло там, на вершине чёрной скалы? Жив ли он ещё… её кузнец…
Она не повернула бы руля, даже если бы заметила погоню. Посмотреть на Волюнда. Хоть издали. Хоть одним глазком. Увидеть, что он цел. А там не всё ли равно!
Солнце весело светило с ясного неба, и пальцы рук мгновенно коченели, стоило опустить их в воду. Море у здешних берегов не подчинялось никакому морозу, и только там, где выплескивались волны, пена застывала белыми кружевами…
Тропинка наверх сильно обледенела и стала опасной. Лишь достигнув того места, откуда уже можно было видеть лачугу, Бёдвильд отважилась поднять голову и посмотреть, прикрыв ладонью глаза.
Волюнд стоял прямо перед нею, в нескольких шагах! Стоял без цепей. В распахнутой безрукавке. И подставлял себя солнечным лучам. Должно быть, он издали заметил Бёдвильд и её лодку.
Он смотрел на неё. И улыбался.
Он заговорил первым. Он сказал:
– Здравствуй, Бёдвильд. А я тебя ждал…
Она ответила:
– И ты здравствуй, Волюнд.
И подошла к нему, чтобы спросить:
– Тебя освободили от оков?..
Волюнд улыбнулся:
– Я нашёл в хижине гвоздь. Когда приехал твой отец и велел мне ковать, я заодно сделал себе ключ. Это было нетрудно.
– А если тебя застанут?
Он пожал плечами и ничего не ответил, и лишь глаза снова сделались беспощадными… страшными. Но только на миг.
Он сказал:
– Вчера приезжали твои братья… Я вышел к ним, думая, что это приехала ты.
Бёдвильд вскинула на него глаза, и он усмехнулся:
– Они больше похожи на конунга, чем ты или Сакси. Такие же волки.
Они вошли в домик. Волюнд оставил дверь распахнутой, чтобы внутрь проникал солнечный свет. И Бёдвильд подумала, что он, наверное, давно уже выковал свой ключ. Он держался на ногах увереннее, чем в её первый приезд. Только ходил по-прежнему медленно, очень медленно, и опирался о камни…
Бёдвильд спросила его:
– Как твои ноги?
Он ответил:
– Спасибо. Я мазал их снадобьем, что ты мне дала. Они перестали болеть… почти совсем.
Бёдвильд села на каменную наковальню. Жилище мастера выглядело пустым и необжитым – правду говорят люди, что не смогла стать уютной ни одна ещё на свете тюрьма! Бёдвильд коснулась пальцами ожерелья, блестевшего на груди:
– Трудно поверить, что и его сделал ты.
Волюнд кивнул.
– Ты права, Лебяжье-белая. Ты замечала, должно быть, что и соловей в клетке не поёт.
Бёдвильд вздохнула.
– Надо бы тебе убежать отсюда, Волюнд.
Он ответил:
– Раньше я ковал для всех, кому случалось меня попросить, и люди обыкновенно оставались довольны. Но я не стану делать ничего стоящего, пока твой отец держит меня здесь.
Бёдвильд сказала уверенно:
– Ты убежишь. Я не знаю, как ты это сделаешь, но ты убежишь.
Волюнд пристально на неё посмотрел… Потом нагнулся, разрыл свою подстилку и вытащил что-то очень похожее на венок из густо заиндевевшей травы. Он сдул с него мусор и сказал:
– Вот, возьми. Может, понравится. А не понравится, брось.
Это действительно был венок, и действительно из травы. Но трава была серебряной и блестела, а чашечки цветов рождали золотистые отблески на стенах. Бёдвильд долго держала венок в руках и молчала – не могла выговорить ни слова. Потом несмело возложила его себе на голову и тотчас пожалела, что поблизости не было миски с водой или хоть лужи – поглядеться!
Волюнд наблюдал за нею, прищурив глаза.
Бёдвильд сняла венок и прошептала:
– Ты вправду волшебник…
Волюнд засмеялся:
– Просто я работал без цепей на руках. И думал о том, как подарю его тебе.
– Но где же ты взял золото и серебро?
– Это не серебро, а простое железо. Я вытащил звено из своих кандалов и не думаю, чтобы твой отец догадался их пересчитать. А золото, это кусочек бронзы от кольца, что в стене.
Бёдвильд гладила сверкающие травинки, и они не кололи ей рук.
– Но ведь я смогу носить его только здесь… Иначе откроется, что я была у тебя.
Волюнд вспомнил о чём-то и сказал:
– Вот и твои братья навряд ли станут болтать о том, что видели меня без цепей.
Бёдвильд слово в слово передала ему историю с волшебным тюленем.
– А не так уж они и приврали, – заметил кузнец. – Если вместо «тюлень» говорить «Волюнд», всё сходится. Я отказался ковать, и они принялись угрожать мне мечами. Я мог бы снять голову и одному, и другому!
Бёдвильд тихо сказала:
– Но ты ведь дал им уйти.
Волюнд долго молчал, потом ответил так же тихо:
– Я потому и решил тогда продлить свою жизнь, что знал: вы, дети Нидуда, рано или поздно не утерпите и явитесь сюда, несмотря на запрет. Я думал убить всех вас и тем отомстить. Но первым пришёл Сакси, и у меня не поднялась на него рука. Он привёз мне палку для костыля, и я вспомнил, как тогда, в конюшне, он не испугался и не стал издеваться… А потом приехала ты… А вчера я просто подумал, что у этих молодых волков есть сестра, которая, наверное, их любит…
Бёдвильд, потрясенная его словами, ничего не ответила. Он же сказал:
– Мне нечем тебя угостить, кроме овсянки…
Потом они снова вышли наружу, на яркий солнечный свет. И Волюнд сказал:
– Мне кажется, ты не шутила, говоря, что я отсюда убегу.
Бёдвильд ответила, глядя в солнечную морскую даль:
– Кто же, лишённый свободы, не пожелает её вернуть…
Волюнд проговорил:
– Когда ты впервые здесь появилась, дикие лебеди летели на юг, и я думал, что у меня сердце разорвётся от их голосов. Скоро они полетят обратно на север, туда, где я жил. В нашем краю множество лесных озёр, и они свёркают на солнце, как серебряные щиты. Там живёт весь мой род…
Бёдвильд невольно припомнила слова отца о могущественной и мстительной родне.
– Кто они, Волюнд?
Волюнд ответил:
– В том краю моего отца называют конунгом. Мало похож я на сына конунга, особенно теперь!.. А ещё у меня есть мать и двое братьев, отважных, как орлы на древесных ветвях… Слагфильд и Эгиль… Мы часто бродили по лесам все втроём, пока они не женились. Однажды мы пришли на большое озеро и поставили там дом, а я ещё кузню. Мы назвали это озеро Ульвсъяр – Волчьим, потому что там охотилась стая волков. У них было два вожака – страшные звери. Вышло так, что мы застрелили обоих, и тут-то Эгиль спросил, а может, это были Гёри и Фрёки – Алчный и Жадный, волки Одина, Отца Богов? Братьев ждали дома невесты, вот я и сказал, что приму гнев Одина на себя. Одину ведь и без того не за что было меня любить, я же не воин. Хотя и трусом меня пока ещё не называли…
– Хильдинг ярл назвал тебя так, потому что ты выбрал жизнь, а не смерть.
Кузнец ничуть не обиделся.
– Что он понимает, этот Хильдинг… Да какая мне разница, что там сорвётся у него с языка. Вот если бы ты сказала, что я трус, я, пожалуй, начал бы думать.
Они замолчали. Они стояли рядом, и морская синева сливалась у горизонта с морозной синевой небес.
Нидуд конунг сам встретил Бёдвильд на берегу – а с ним двое его старших сыновей и Рандвер. А сзади вертелся озабоченный Сакси.
Парни высадили её на берег и вытащили лодку, и Нидуд сказал:
– Я спрашивал Сакси, куда это ты подевалась, и он утверждал, что ты поехала вверх по фиорду. А ты появилась со стороны моря. Где же ты была?
Бёдвильд ответила со смелостью, которой и сама не могла бы объяснить:
