Когната (СИ) - Сальников Алексей Викторович

— А тот, кто хромает, мутный какой-то, и рожа у него бюрократская, — продолжил наседать танк Вадик.

— Ну, есть такое, — признал его правоту Максим Сергеевич. — Не слишком разговорчивый персонаж, не скрою. Не хотелось бы с ним попасть на станцию за полярным кругом, конечно.

Константин решил заступиться за себя, поэтому ответил, обращаясь в пространство между направленной на него пушкой и Максимом Сергеевичем:

— Ну так я и не рвусь в собеседники.

— А куда рвешься? — тут же спросил Вадик. — В министры?

— Нет, — ответил Константин и показал подбородком в сторону леса за танком, — видимо, туда.

— Подбросишь? — спросил Вадика Максим Сергеевич.

— Не, а чё бы и нет? — откликнулся танк. — Как говорится, кидайте кости на броню, да поехали, чего тянуть?

Танк стремительно развернулся к ним кормой.

Через несколько минут они уже бесшумно, — только встречный воздух шумел да иногда звучал голос Вадика, — мчали по шоссе. Константин сел боком по ходу движения, уперев здоровую ногу в металлическую скобу непонятного назначения, Когната стояла, вцепившись в выступы на башне, и смотрела вперед, Максим Сергеевич развалился, уложив рядом с собой рюкзаки, придерживал Когнату за туфлю и болтал с Вадиком.

Танк рассказывал о том, что машины продолжают закапываться в землю все глубже, а поверхность оставляют за собой на всякий случай. Максим Сергеевич шутил, что они дороются до того, что придется, не дай боже, отбиваться от чего-нибудь, лезущего из глубин. Слушая их болтовню, Константин облокотился на корпус танка и незаметно для себя задремал.

Проснулся от неожиданной тишины и обнаружил, что уже нет никакого шоссе и стремительного движения.

Судя по тому, что проводник уже разжег костер, остановились они давно. Танк припарковался в обычном, не выстроенном по линейке лесу среди очень высоких сосен и молчал. Небо еще не потемнело, хотя солнце почти ушло. Константин спустился на камни, покрытые мхом, стал озираться в поисках Когнаты. Максим Сергеевич заметил, что он сполз с танка, заметил и его беспокойство, сказал:

— Мне тоже странно, что она не скачет и не ест всю живность в округе. Она на Луну смотрит. Вон там. И ты посмотри.

— Да что я, Луны не видел? — проворчал еще не до конца отошедший от сна Константин и оглянулся в сторону, куда указывал Максим Сергеевич.

— Не знаю, не знаю. Лично я, когда первый раз… — услышал Константин произносимое ему в спину — и замер.

Да, он видел Луну, как и все, жившие на Земле. В известной Константину реальности вне Зеркала это была огромная гора, которая обычно высилась на краю видимого мира, ее склоны так и эдак освещались солнцем: когда полностью, когда частично, драконы и люди пытались отправиться в экспедицию к ней, но не в силах были преодолеть ледяных полей и радиоактивной пустыни, отделявших Землю от ближайшего спутника.

В небе, обычно, за исключением солнца, абсолютно пустом, висел красноватый шар, отчасти похожий на медную монету, обращенную к ним аверсом, и на этой лицевой стороне монеты можно было разглядеть едва уловимое изображение печального женского лица. Мурашки побежали у Константина по спине. С трудом отведя глаза от мягко светившегося шара, Константин заметил, что танк тоже смотрит на Луну, обратив к ней пушку.

— В этом месте и дальше, куда мы пойдем, — попытался объяснить Максим Сергеевич, — вселенная расширяется не как у нас, в плоскости, а вообще во все стороны. И это выглядит более здраво, чем у нас. Потому что как мы в нашем мире живем — непонятно. Мы живем на бесконечном теле с бесконечной массой, которая только прирастает с каждой секундой. Как нас не разрывает и не плющит силой тяготения, трудно представить. Как вообще у нас какой-то свет существует. По всей физической логике, ни один фотон не смог бы отлипнуть от поверхности при наших условиях.

— А их как не разрывает, если бесконечная масса со всех сторон и все прибавляется?

— А этот мир разрывает. Вот окончательно стемнеет, и увидишь этот фейерверк, если тучи не набегут.

— А можно не умничать, а просто любоваться этой красотой? — сказал танк. — Тучи не набегут.

Возле костра незаметно появилась Когната, села на землю и принялась смотреть то на огонь, то на Луну («Если они не издеваются и это действительно Луна», — подумал Константин, но подумал неуверенно).

Когната имела притихший вид, однако ела с прежним аппетитом. Всего за один день она так изгваздала одежду, что даже серебряное шитье иероглифов потускнело до состояния обычных захватанных ниток. Заколка, морская звезда — Константин только теперь обратил внимание, — покрытая мелкими гранеными камешками, оказалась к вечеру самым чистым предметом ее туалета, и потому выглядело это так, будто Когната ее у кого-то свистнула.

Небо постепенно темнело, на нем стали возникать редкие мелкие искры. Чем дальше, тем больше их становилось. В какой-то момент Константин вслед за Когнатой поднял глаза вверх и замер. Абсолютная бездна, полная теплого огня, дружелюбно смотрела на него сверху вниз, притом что по сравнению с ней Константин был чем-то вроде молекулы — не больше.

— Наверно, если в этом мире и воюют, то только днем, — сказал Константин, — потому что, ну, как это здесь делать ночью, если такое…

— Увы, — разочаровал Максим Сергеевич. — Еще как воевали, еще похлеще нас. Пока успокоились, но неизвестно, надолго ли. Сейчас, так посмотришь, вроде бы ничего такого не намечается, но до этого-то боже упаси что творили. Если я тебе рассказывать начну, ты и не поверишь, до чего они додумывались, до чего дошли, как выковыривались из той бездны, куда попали… Это как говорить, что, если бы на Земле остались бы только люди или только драконы, все войны разом бы прекратились, потому что воевать стало бы не с кем. А меж тем история показывает, что мы и друг с другом горазды сцепиться. Но что это ты о войне? Ты ее вообще видел? Сколько тебе было тогда? Лет десять? Ты ж в эвакуации был.

— Да, — подтвердил Константин, не отводя взгляда от неба, — в эвакуации.

Мальчик в замке

Когда Косте исполнилось семь, его отправили в пионерский лагерь. В восемь он поехал на каникулы к бабушке с дедушкой, и такое лето понравилось ему больше: он мог есть когда хотел, купаться, когда придет в голову, а еще в деревне ни о каком сон-часе не было и речи. Приходилось помогать в огороде, ну так и что? Зато не нужно было участвовать в соревнованиях отряд на отряд или ходить парами на завтрак, обед, ужин. Много чего можно было не делать. Именно по этой причине девятилетний Костя загодя, еще в марте, стал проситься в деревню на все лето. Бабушка с дедушкой, судя по письмам, лишь обрадовались, что внук на целых три месяца окажется у них. Да и родители не сильно противились: им теперь не требовалось готовить сына к летнему отдыху, собирать ему всякую мелочевку в чемодан, как то: мыло, расческу, зубную щетку и прочее, что Костя мог потерять в первые дни лагерного отдыха среди оболтусов, похожих на него. Любая одежда подходила для жизни в колхозе, парадную форму не стали складывать в чемодан, а оставили отвисать в шкафу. Родители не скрывали, что рады не ездить каждые выходные с гостинцами черт знает куда, вместо отдыха дома и городских развлечений, положенных им после трудовой недели.

Мама самую малость выражала беспокойство:

— Новости вот только тревожные, не началось бы чего.

Папа успокаивал:

— До границы сто километров, чего ты волнуешься? Да и, если что, так врежем в ответ, что мигом до мегаполиса укатятся. Такого пинка дадим, что забудут, как летать! Это раньше, когда у них аристократы полную власть имели, могли ужас на нас наводить, а сейчас, думаю, драконы — те, что из рабочего класса, вмиг на нашу сторону перейдут, и покончим мы с этими империалистическими гадами раз и навсегда!

Словом, Костя поехал в деревню, через неделю началась война, и деревню, где он гостил, стремительно оккупировали драконы, дедушку с бабушкой сожгли за сотрудничество с партизанами, сожгли бы и Костю, но один из рыцарей-драконов попросил остановить казнь: