Линн Абби - Тени киновари
Потом был свет, настолько яркий, что у нее заболели глаза и она не могла ничего видеть. Она закрыла глаза, но лучше не стало. Ее веки не выдержали света после четырех дней в темноте. Матра сумела восстановить темноту только прижав руки к закрытым глазам.
Но она отчаянно хотела видеть.
Потом были голоса халфлингов, слова халфлингов, руки халфлингов вокруг нее, отрывающие ее от стены и толкающие к мучительному свету. Она сделала шаг, покачнулась, и ей понадобились руки, чтобы поймать себя, пока она падала. Ее глаза открылись — уже без ее желания — и на этот раз свет был не такой болезненный.
Халфлинги прокопали ход в их тюрьму!
На один удар сердца Натра надеялась, что они спасены. Но потом она услышала грубый голос Какзима.
— Скорее! Сопряжение начнется перед закатом. Скорее!
Матра не знала, что такое сопряжение, но она не думала, что ей оно понравится.
Халфлинги толкали и пинали ее, пока она через дыру в стене проползла в туннель, достаточно высокий, чтобы в нем мог стоять халфлинг, но не она. Ползти было унизительно и недостаточно быстро, чтобы удовлетворить халфлингов, которые подгоняли ее заостренными палками. Так что она шла сгорбившись, как та старуха-рабыня в Доме Экриссара, и остановилась, когда они ударили своими палками ее по лицу.
Звайн вышел из тюрьмы сразу за ней. Хотя мальчишка был не выше самих халфлингов, он мог — и пытался — сражаться с ними, пока они не избили его палками, связали веревками запястья и набросили петлю на шею. Матра видела все это, потому что туннель, в котором она сидела, светился своим собственным светом: бесконечное число ярко-вспыхивающих пятен. Пятна двигались, собирались вместе в маленьких червячков, переползали с одной стороны тоннеля на другую, ползали по полу и потолку, пересекались с другими, сгибались и исчезали. В основном пятна были белые, но попадлись червяки любого цвета и даже многоцветные. А некоторые изменяли цвет прямо у нее на глазах.
В ее пещере с резервуаром тоже были червяки, и некоторые из них даже слабо светились в темноте, но никто из них даже близко не походил на эти быстро ползающие и быстро меняющиеся создания, которые, казалось, были сделаны из одного света. Глядя на них, Матра забыла о тюрьме, в которой находилась, забыла о Звайне и о халфлингах с их палками — не осталось ничего, надо было только потрогать червяка…
— Ак! — на своем языке крикнул халфлинг, и ударил своей палкой Матру по костяшкам пальцев.
Она отдернула руку и приложила ее к своему твердогубому рту.
— Держи свои грязные руки подальше! Всякая испорченная полукровка вроде тебя не имеет права даже касаться знания халфлингов, — прорычал Какзим. — Твоя защита не работает в темноте, не так ли, Матра?
С все еще болящей рукой, прижатой ко рту, Матра утвердительно кивнула, широко открыв глаза, и это была ложь — она очень редко врала, но эту, подумала она, Отец наверняка простил бы ей. Павек точно простил бы, и Руари, и Звайн. Она почти слышала, как все трое хором говорят ей не дать Какзиму узнать, что она почувствовала искорку в себе, когда этот противный халфлинг ударил ее палкой по руке.
Или Какзим сам сказал ей кое-что, что она не знала раньше: темнота должна погасить ее защиту, но нужно совсем немного света, и она заработает опять. Ежедневной прогулки между кварталом темпларов и эльфийским рынком было вполне достаточно, и она никогда даже не подозревала, что свет так же важен, как и киноварь, но маленькие черви, которых она не должна была трогать, оказались настолько яркими, что их света хватило, и теперь она готова.
Халфлинги запечатывали свою тюрьму, оставляя внутри одного Орекэла, и это привело Звайна в бешенство. Он пытался драться, кричал, что его и дварфа нельзя разделить, и его опять как следует избили. Было всего два человека, которых Матра хорошо знала, Звайн и Павек, и каждый из этих двоих был готов рискнуть собой ради других, независимо от последствий. Это было очень смело, решила она, но и очень глупо. Чтобы они не собирались с ними сделать — а сейчас халфлинги опять заставили их идти вперед — но дварфу было лучше там, где он был.
Что касается Руари — Матра надеялась, пока халфлинги гнали ее через еще один тесный проход — что Руари вместе с Отцом и Павеком был в таком месте, в которое люди идут после того, как они умирают.
Но Руари был еще жив.
Их пригнали в еще одну тюрьму, очень похожую на ту, в которой они были сами, но без потолка, открытую небу и послеполуденному свету, и первое, что они увидели там, было длинное худое тело Руари, висящее на веревке, которая связывала его запястья. Вторым было слабое шевеление его ребер.
Тем не менее, жить — не обязательно лучше. Руари висел на веревке, привязанной к покрытому корой шесту — отломанный от дерева сук — лежащему поверх ямы и установленному так, чтобы сделать пытку как можно более жестокой. Ноги Руари едва касались пня под ним. Он мог шевелиться и удерживаться на пне, но не мог ослабить напряжение на спину и руки.
Матра позвала его по имени, но голова, упавшая на грудь, даже не пошевелилась. Звайн не стал звать его, он храбро отбросил от себя охранников и бросился под ноги Руари. Он либо не помнил, либо не придал значения тому, что его собственные руки связаны, и малейшее шевеление нарушило хрупкое равновесие Руари на пне и сбило его оттуда.
Он повис без опоры. Полуэльф издал звук, который должен был бы быть криком, но оказался хриплым вдохом. Мышцы его торса напряглись, скрутились в узлы, Матра почувствовала его боль в своей собственной спине и плечах.
— Быстрее. Перережь его узлы, — сказал Какзим другому халфлингу, который пытался развязать узлы на конце веревки Руари.
Матра увидела в руках халфлинга нож, который она в последний раз видела на поясе у Руари, и который раньше принадлежал Павеку.
Теперь он принадлежал Какзиму, который заявил тогда, сразу после того, как их схватили, что Руари весит достаточно, чтобы с удовольствием повисеть на веревке. За половину удара сердца Матра напомнила себе, что ничего хорошего она сделать пока не может, хотя сила и вернулась к ней. Тем временем Руари был уже на дне ямы: скрюченное, стонущее собрание длинных рук и ног, и никакой надежды, что оно сможет встать на ноги.
Второй халфлинг разрезал веревку на руках у Звайна.
— Эй вы, оба, взяли его, — пролаял Какзим Матре и Звайну.
Казалось невероятно жестоким, хватать Руари за запястья и лодыжки, и волочь его через узкий и тесный проход на поляну, из которой они вошли в яму, но у Матры и Звайна не было выбора. Халфлинги были бы только рады пустить в ход свои острые палки, и не имело значения, что бы они сделали с ними, но для находившегося почти без сознания Руари точно было бы намного хуже, если бы ему пришлось идти самому. Как и для Орекэлу, сейчас для полуэльфа в этом мире су щ ествовала боль, и только боль. Он не узнал их ни по виду, ни по голосу, хотя голос Какзима он узнал, так как съежился, услышав его.
