Ярослава Кузнецова - Чудовы луга
Глаза у него были обычные, серые, выцветшие. Пустые.
Встретив ее взгляд, демон моргнул и отвернулся. Тронул поводья. Зацокала копытами кобыла.
Ласточка терпеливо перехватила тяжелую рубаху обеими руками, приподняла над водой.
С подола красными струями стекала кровь.
36
Одноухий соврал — сэн Мэлвир перебил Каю не обе ноги, а только одну. Правую.
Золотой бастард собственноручно выволок пленника во двор и запихнул в клетку. Разрезал веревки, надел железные браслеты и завинтил болты. Прутья стремительно побелели, обросли инеем. С перекрестьев повисли сосульки. Толпа ахнула, но Соледаго только подышал на замерзшие пальцы и закрутил болты потуже.
Кай был босой, в распоясанной заляпанной рубахе — как и разбойники, повешенные на стене. Цветной хлам из волос то ли сорвали, то ли срезали, заиндевевшие волосы неровной копной свисали на лицо. Голова болталась.
Соледаго прикрепил к браслетам цепи и вздернул каевы руки крестом, притянув их к прутьям, чтобы преступник не вздумал лечь на пол.
Толпа с благоговением наблюдала. Солдаты оттеснили зрителей к стенам, но никто и не рвался подходить ближе.
Ласточка пробралась к крытому возку, где устроили лорда Раделя.
— Милорд!
Он оторвался от беседы с сэном Марком, доброжелательно посмотрел на лекарку.
— Разрешите перевязать, милорд. Если не перевязать, гнилой огонь убьет его раньше, чем довезут до столицы.
Лорд Гертран покачал головой.
— Сожалею, Ласточка, но тут я не волен. Пленник принадлежит сэну Мэлвиру, обратись к нему.
Соледаго уже отошел от клетки, отряхивая руки. Махнул страже.
— Готово. Открывайте ворота.
— Сэн Мэлвир! — Ласточка поднырнула под древко и подбежала к нему. Повторила просьбу, стараясь убрать из голоса умоляющие нотки.
— Нет, — ответил Соледаго. Золотые рысьи глаза смотрели на Ласточку равнодушно. — Вчера он убил двоих, больше жертв я не допущу.
— Но…
Рядом невнятно забубнили, зашевелились, «Ку-уда, черт чокнутый?» рявкнул стражник. На скрещенных копьях повис Лаэ — бледный как смерть, с провалившимися глазами.
— Пустите! — крикнул он, цепляясь за древки. — Я должен… сопровождать моего лорда.
Кай в клетке встрепенулся. Поднял уродливо обкорнанную голову. На лбу у него чернел смоляный крест, замкнутый в круг.
— Лаэ Экель.
Он заговорил негромко, но все услышали. Затихли, испуганно ежась.
— Благодарю за честную службу, Лаэ Экель, и отпускаю тебя. Ты свободен. Ступай с миром.
Солдат сбросил найла с древка на руки стоящим сзади. Стоящие сзади расступились, Лаэ осел на землю. Похоже, он потерял сознание.
Не затоптали бы, подумала Ласточка, но тут отворились ворота и возок лорда Раделя, и всадники, и телега с клеткой медленно тронулись с места.
* * *Все, что посылает нам Господь, мы способны выдержать.
Фургон трясло. В нем ехали домой Ласточка, добрый сэн Эверарт, молодой Кунрад Доран, молодой Лэнг и Сэнни Радель, самый молоденький из всех, двоюродный племянник и оруженосец лорда Раделя. Мужчины ехали в больших кожаных мешках, аккуратно зашитых и просмоленных, а Ласточка, скорчившись у борта, куталась в суконный плащ.
Придерживая постоянно заворачивающийся полог, она пыталась читать спасенные из камина листочки. Буквы прыгали и расплывались, но Ласточка, шевеля губами, упорно всматривалась в поблекший от времени текст.
«…несчастье…»
Полог снова завернулся. Ласточка подняла голову. Разводы сырости на плотной ткани окаймлены известковым налетом. Меж незашнурованных краев сочился серый свет. Солнце с утра не показывалось. Холодно.
Несчастье…
«…преследует нас. Я говорил младшему Дорхану, чтобы он не пытался совершить это, но Шиммель, проклятая кобыла лорда Дарге, превратилась в идола для его людей.
Такая же безумная, как и старый лорд Верети. Обезумевшая еще больше от голода и страха.»
Ласточка смотрела на качающийся полог. За ним медленно текла узкая и грязная деревянная тропа, настеленная людьми поверх бездны. Бездна под настилом слоилась, веками наращивая плоть, будто годовые кольца. Под шкурой сплавины, стиснутые пластами ила и перепревшего мха, лежали старые и новые кости, и нетленные тела, бурые и черные, и цвета глины — люди, кони, собаки, звери лесные, и даже птицы. И те, кто лежал глубже всех, некогда видел, как уходил на Полночь гигантский ледник, волоча камни, величиной с гору.
Где-то далеко, в коконе зеленого света, в облаке испарений, бурлили горячие ключи, оберегая от морозов пятачок кислой земли. Там слепо, кругами, от кочки к кочке бродила неумирающая, дряхлая весна. Там малыши на утиных лапах с благоговением столпились над сброшенной шкурой огромной змеи.
А сама змея, в новой глянцевой коже, спала на дне теплого ручья.
В торфяных кавернах под коркою льда спали, свернувшись, гады, большие и малые, ядовитые и нет, в шипах и чешуе, или гладкие, как галька, с ножками, слабыми и тонкими, или с когтистыми лапами, или и вовсе без лап.
Ниже, в подземных пузырях, полных синеватого свечения, кружили огни и неясные тени, и странный тоскливый гул шел оттуда, словно нескончаемый стон.
Еще ниже, в озерах черной воды, плавали белесые твари, без глаз и без рта, и там царило безмолвие.
А еще ниже, в самой немыслимой глубине, текла река крови.
«Эти головорезы заставили мальчишку сесть на безумную лошадь, двое суток простоявшую в запертом сарае, и теперь он лежит в моей комнате с разбитой головой. Голод и жажда не отняли у бестии сил, напротив, добавили неистовства. Дарге Дорхан убивает своих сыновей, даже лежа в могиле.
Говорят, что лошадь вырвалась, пронеслась по пустой деревне и бросилась прямо в болото»
Позади лордского возка и впереди покойницких телег, в ряду уставших всадников, ехал человек на сивой лошади. И те, кто ехал в одиночку, молчали угрюмо, думали о своем и стискивали кулаки. Те же, кто ехал попарно, не искали друг для друга добрых слов, а говорили слова злые и обидные, то и дело хватались за рукояти мечей. Ссоры вспыхивали тут и там, и только узость настила и неуклонное движение вперед не позволяли людям начать сводить счеты.
«Я пишу лорду Раделю письмо с известием о том, что больше некому оградить эти земли от набегов с севера.
Люди лорда, устрашившись собственного поступка, гуляют и пьют на крепостном дворе. Их крики доносятся даже сюда.
Проклятое место. Проклятая земля»
В голове процессии ехала телега с клеткой, на которую Ласточка не хотела бы смотреть. Чтобы не смотреть, она спряталась под полог, к мертвецам. Но полог не спас, и мертвецы не защитили — она видела поникшую фигуру сквозь белое от инея железо, распахнутый крест рук, оледенелые волосы и черный знак на лбу.
