Андрей Смирнов - Чернокнижник
Марта молчала так долго, что Эльга перестала надеяться на ответ. Из этого молчания можно было сделать какие угодно выводы. Марта не хотела отвечать… или просто не понимала, о чем идет речь? Значит, то, что видела Эльга — только сон и ничего больше? Фантазия, имеющая значение только для нее самой?
— Я видела сон… — начала было девушка.
— Это был не сон, — перебила ее ведьма.
Снова надолго установилась тишина. Эльга вертела слова ведьмы и так и этак, словно незнакомую вещь или непонятную головоломку, про которую не знаешь толком, где у нее верх, а где низ и как ее положить.
— Так почему вы?..
— Рано свернешь — не той дорогой поедешь.
— О чем вы?..
— Я вот что тебе скажу. — Марта поджала губы и постарела на пять лет. — Только одно скажу и больше ничего говорить не буду. Поймешь ты или нет, не знаю, но только вот или ты свои глупости убьешь, или они тебя. Вот и весь мой сказ.
— Подождите… Вы хотите сказать, что… — Эльга чувствовала, что вот-вот поймет что-то важное, но что это, как выразить это словами — она не знала: не было подходящих слов. — Вы хотите сказать — я могу ненарочно сделать что-то реальным?.. ну почти реальным… если я испугаюсь, я… попаду в ад?.. или создам ад для себя?.. И тогда я буду видеть не… — Она быстро кивнула в ту сторону, куда улетело облачко. — Не таких, а каких-то других, злых существ?.. Если я из-за страха оступлюсь на остром мосту, я попаду туда, куда боюсь?..
— Не только из-за страха, — сказала Марта. — Чаще бывает так, что видят мост там, где его нет… — Она замолчала и решительно поднялась. — Пойдем-ка в дом! Нечего языками попусту воздух молоть. Да еще и на морозе!
Эльга встала и поплелась вслед за ведьмой в дом.
На крыльце Марта остановилась, недовольно понюхала воздух, зыркнула по сторонам и пробормотала:
— Где ж шляется этот прохвост?.. Чтоб ему икнулось, окаянному!..
— Вы о ком? — поинтересовалась Эльга.
— О дружке твоем чернющем — о ком же еще?.. Где его только черти носят?..
«МОЕМ дружке?! — мысленно возмутилась Эльга, припомнив постельную сцену в замке Джельсальтар. А по-моему, это ТВОЙ дружок!.. ОЙ!.. Она же мысли чи…» Марта вдруг выросла на полфута, раздалась вширь, потяжелела раза в полтора и угрожающе потрясла в воздухе сжатым кулаком:
— Ты у меня поговори еще!
Эльга не испугалась — напротив, едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Она знала, что ведьма злится не по-настоящему.
* * *Тянулись дни. Загадочное косматое существо больше не появлялось. Шел снег, и Эльга по-прежнему каждый день должна была чистить двор. Марта занималась хозяйством: готовила еду, кормила животных (в хлеву, примыкавшему к задней части дома, жили коза, свинья и несколько кур). Несколько раз к Марте приходили местные жители — по каким-то своим надобностям. После их визитов в доме появлялось коровье молоко, сыр, колбасы и свежий хлеб. Каждые два дня уже знакомый Эльге мужичок привозил дрова.
…Это случилось на исходе недели. Эльга выполняла свою, уже ставшую привычной, работу. Марта была здесь же — занималась своими делами. Полностью погрузившись в работу, Эльга не замечала ее до тех пор, пока не услышала:
— Ну и ну!.. Даже метлой махать не умеешь! Неделю возишься, а толку — никакого!
Эльга вздрогнула и остановилась. Поправив выбившуюся из-под платка прядь волос, посмотрела на ведьму. Та стояла, подбоченившись, умудряясь сочетать на своем лице выражение снисходительной жалости одновременно с раздражением и недовольством.
«Будет придираться, — тоскливо подумала Эльга. И что ей только не нравится?» Она подумала не открыто, а так, как учил Эрбаст — разделила свои мысли, пряча недовольство глубоко внутри, а внешне демонстрируя смирение и покорность — и подтверждая этот внешний слои всем своим видом.
Марта подошла и отобрала у нее метлу.
— Метешь так, как будто работаешь, — сказала она с отвращением. — А работаешь, будто мужик на каторге.
Эльга молча смотрела на нее широко открытыми глазами. Она решила не возражать, не обижаться, а стоически перетерпеть придирки.
Но дальше началось странное. Марта взяла ее за подбородок, посмотрела в глаза и заговорила — мысленно. Для нее это был единственный способ передать целую бездну идей и понятий, на разжевывание которых посредством обычной речи (при не самом богатом словарном запасе Марты) потребовался бы не один час. На Эльгу обрушился самый настоящий водопад образов и смыслов.
Сравнение с мужиком на каторге Марта упомянула не случайно. Теперь она говорила о том, что мужчины когда-то давно придумали разделять обычное и необычное, правое и левое, доброе и злое, естественное и неестественное и все прочие виды разделений. Вернее, продолжала Марта, в этом виноваты не сами мужчины, а — тут последовало сложное понятие о некоем общечеловеческом единстве, душе всего человечества — мужская «часть» этой соборной души. Женщины на заре истории лишь последовали за мужчинами, но по сути остались хранительницами того естественного изначального миропорядка, утрата которого привела к нынешнему положению дел: взлет цивилизации, купленный за счет тайн и чудес. Мужчины придумали разделять обязанность и удовольствие, нелюбимый труд и приятное времяпрепровождение.
«Поэтому, — шептала Марта, — они или ничтожества, или герои, а часто — ничтожества, воображающие себя героями. Это они, они придумали отделять обычную жизнь от колдовства. Поэтому труд им в тягость, а колдовство — напыщенно. Нам это не нужно. В нас соединено то, что разделено в них. Да они взвоют, если им придется каждый день выполнять хотя бы половину той работы, которую делаем мы!.. Наше колдовство, пусть и не такое красочное, неотделимо от жизни. Поэтому говорят: каждая женщина — ведьма. Если кашу сварит мужчина, то — конечно, если она не подгорит! — он сварит только кашу. Но женщина, которая варит кашу, может сварить и адскую отраву, и любовное зелье. Нехитрое дело — выплеснуть немного жидкости, но способен ли мужчина создать из своей собственной плоти нового человека? Мы — лепим людей, мужчины всего лишь привозят нам глину. Рубаха, сотканная женщиной, может уберечь от ран, навсегда превратить того, кто ее оденет в животное или птицу — но одежда, созданная мужчиной, так и останется только одеждой. Пусть мужчины оставляют себе мечи и волшебные жезлы — эти вызывающие, напыщенные предметы, которые под стать им самим. Нам достаточно и обыкновенной метлы. Теперь ты понимаешь?..»
Эльга покачала головой.
— Ты подметала двор, — обвиняюще произнесла ведьма вслух. — Какой дурак станет заниматься этим каждый день, да еще и зимой?
