Ксения Медведевич - Мне отмщение
- Играющий наложницу Ю мальчик принимает гостей после представления, - блестя глазками, шепнул на ухо редкобородый ханец.
И, по-змеиному скалясь и кланяясь, задом выпятился с галерейки. Шитый - драконами! - толстый шелк за ним сомкнулся и душно заколыхался.
Размалеванные, с напомаженными губами мальчики завыли хором. Персиковый шелк их рукавов - странных, слишком длинных, словно их портной забыл укоротить, из такого даже руку не высунешь - летал змеями, не гнущаяся от разноцветных нитей парча верхних платьев мешками свисала с локтей.
Опасливо пошевелившись в ажурном стульчике, каид Марваз сложил щепоткой пальцы и приподнял крошечную беленькую крышечку с тонюсенькой золотой каемкой. В открывшейся дырочке плавало что-то похожее на пук расползшейся в воде травы. Марваз закрыл крышку и полез в рукав за платком - на каиде по утреннему времени болталась одна галабийа, даже штаны он не стал натягивать, но по груди тек пот. Душно у них тут.
И вдруг понял, что за всеми этими поклонами и наложницами Ю потерял из виду как посыльного, так и посредника. Тьфу, шайтан, вот что бывает, когда правоверный приходит смотреть на кафирские непотребства - он забывает о деле.
Степенно оправив куфию, каид встал - чуть не перекинув стульчик. Еле успел за спинку прихватить. Поправив еще и пояс с джамбией, Марваз решительно высунулся на галерею.
В дымном от сандаловых свечек полумраке красновато горели бумажные фонари. Темные доски пола скрипнули под его пыльными шлепками. Никого.
Марваз пожал плечами, еще раз поправил джамбию, и решил идти обратно в сад - хоть воздуха глотнуть.
Туда, куда он пошел, лестницы вниз почему-то не оказалось. Зато почти не слышались вопли оравших, как растревоженные коты, актеров. Гулко бухали бубны и литавры, но уши уже не саднило за дальностью расстояния и общей приглушенностью звука.
В открытых дверных проемах колыхались красно-зеленые циновки со множеством кистей. За ними сидели ханьцы, курили длинные трубки. На шлепающего по коридору Марваза в белой, как у призрака, галабийе и длиннющей красно-белой куфии почему-то никто не обращал внимания. Дурящий голову сладковатый аромат плавал в воздухе почти зримыми белесыми клубами.
А вот и лестница - крутая какая. Нет, они поднимались не по ней...
Внизу его встретили совершеннейший мрак и затхлость. Какое-то глупое чувство вдруг подсказало, что снаружи дом не выглядел таким огромным. И сцена, и сад, и целый притон для курения опиума...
Марваз переступил с ноги на ногу, доски заскрипели. Глаза привыкли к темноте, и слева у самого пола он различил полоску света. Там была дверь. Ничего хуже, чем комнату с проституткой и клиентом, он не найдет - так решил Марваз и двинулся вперед.
Уже потом, отчитываясь в своих действиях Сейиду, каид понял, как рисковал. Но в тот миг его голову повело то ли от злости - ну что ж такое, заманили и дурачат, - то ли от опиумного дыма.
Из-за двери наплывало равномерное, монотонное, протяжное бормотание.
Дверь распахнулась вовнутрь.
В открывшейся зрению комнате ярко горели лампы. И, ахнув, Марваз тут же увидел - у правой стены.
Оно.
Огромное - в полчеловеческого роста! - зеркало на длинных деревянных ножках. Круглое, матово сверкающее полировкой, оно висело в воздухе на своей коричневой подставке.
А перед ним сидели трое обмотанных желтыми тряпками ханьских монахов и мерно гудели на своем языке. Ихний молитвенный предстоятель держал руки сложенными перед грудью в мудреном жесте - пальцы в замке, только указательные сложены вместе и торчат вверх. Остальные перетирали в ладонях крупные зерна четок - и потому казалось, что комната полна трясущих хвостами гремучих змей.
Гудение ханьцев вдруг повысилось и стало очень громким, а главный заголосил.
Марваз вдруг понял, что зеркало светится вовсе не отраженным светом. Оттуда плескало ярким сиянием, словно в комнату пытался раствориться нездешний и недобрый мир!
- О Всевышний, молю Тебя о защите... - широко раскрывая глаза, прошептал каид.
Перекрывая крики и гул заклинания, из зеркала забрякало - и этот звук был Марвазу знаком. Так брякают пластины панциря.
Каид схватился за джамбию.
Из зеркала жалобно крикнули, и из него рыбкой вылетело - вылетел? - кто-то маленький. Исчезнувшую поверхность предательского металла вдруг рассек страшный, нездешней яркости блик. Монахи зарычали на пределе голоса, маленький завизжал на полу, блик завертелся вокруг своей оси, как длинная блесна, монах заревел, тыча в зеркало пальцами, а блик вдруг лопнул и - полез в комнату!.. полез, прям полез щупальцами!
Ах так?!..
- Во имя Всевышнего, у кого лишь сила и слава! Аль-Мухаймину, Охраняющий!
И Марваз, подскочив к зеркалу, пырнул клубящуюся белесую мразину джамбией.
- Аль-Джаббаару! Могущественнейший! Ты подчиняешь творения!
Тыча в исходящее туманом нечто, он выкрикивал имена Величайшего. Лезвие явственно встречало сопротивление, рука немела от немыслимого холода.
- Господин! Господин! Сейид, остановитесь! - это кричал кто-то на ашшари.
Марваз понял, что это не рука занемела, это просто на ней кто-то повис. Перехватив запястье с джамбией, на руке действительно висел маленький лысый сумеречник. И кричал на ашшари, призывая каида остановиться.
- Чего тебе? - переведя дух, осведомился Марваз.
Мелкий самийа показал в сторону зеркала.
Чихая и кашляя, из висевшего в локте от пола зеркального кругляша кто-то выпал - голова и спина наружу, ноги с задницей еще в непонятном мареве внутри зеркальной рамы. Переступая по доскам пола смуглыми тонкими ручками, зазеркальный путешественник выполз из рамы целиком.
Когда этот кто-то распрямился, Марваз понял, что это еще один маленький, смуглый, тоненький и тоже лысый сумеречник. Точнее, не лысый, а наголо бритый - коротенькие волосики еле топорщились над кожей головы, и так же остро торчали маленькие уши.
Тьфу, шайтан! Зеркало!
Марваз дернул рукой с джамбией, мелкий самийа снова зашелся в жалобном визге.
- Пусти, во имя Праведного!
Сумеречник не пустил, но зеркало уже закрылось - снова приняв обманчиво-безобидный полированный металлический вид.
Стоявший перед Марвазом второй самийа вдруг заглянул каиду за спину и резко крикнул - по-ханьски.
Быстро обернувшись, ашшарит застыл перед лезвием меча-цзяня, направленного ему прямо в грудину. Зеленая кисточка на темляке тихонько качалась в воздухе. Лицо державшего меч молодого монаха оставалось совершенно бесстрастным.
