Раймонд Фейст - Долина тьмы
Дверь камеры отворилась. Узники подняли головы. Доминик все еще был в трансе. Вошел Элгахар и махнул рукой стражнику, чтобы тот закрыл за ним дверь. Паг поднялся, разминая ноги, которые затекли на холодном полу, пока он сидел, вспоминая детство.
- Твой рассказ встревожил меня, - сказал вошедший.
- И должен был, ведь это правда. - Может быть, и нет, или, может быть, только тебе это кажется правдой. Я бы хотел услышать подробности.
Паг жестом пригласил чародея сесть, но тот, качнув головой, отказался. Пожав плечами, Паг вернулся на свое место на полу и начал повествование. Когда он добрался до видения Роугена, Элгахар пришел в волнение и, прервав Пага, стал задавать вопросы. Когда Паг закончил, Элгахар покачал головой:
- Скажи мне, Миламбер, многие ли в твоем родном мире поняли то, что было сказано этому пророку в его видении?
- Нет. Только я да еще двое. И только цурани из Ламута сказал, что это древний язык храмов.
- Если так, то это страшно. Мне надо знать, думал ли ты об этом.
- О чем?
Элгахар наклонился поближе к Пагу и прошептал ему в ухо одно слово. Краска сошла со щек Пага, и он закрыл глаза. Еще на Мидкемии он начал размышлять над тем же, пользуясь немногими сведениями, которыми обладал. Подсознательно он давно уже знал ответ. Вздохнув, он ответил:
- Думал. Я, как мог, старался найти другой ответ, но тем не менее находил только этот.
- О чем это вы? - спросил Хочокена.
- Нет, дружище, - покачал головой Паг. - Не сейчас. Я хотел бы, чтобы Элгахар сделал выводы сам, не зная, к какому решению пришли ты или я. Может быть, это заставит его пересмотреть некоторые взгляды.
- Все может быть. Но даже если так и случится, это может никак не отразиться на вашем теперешнем положении.
Хочокена взорвался:
- Как ты можешь так говорить? Что может сравниться с преступлениями Имперского Стратега? Или вы дошли уже до той точки, когда вся ваша свободная воля подавлена твоим братом?
- Хочокена, ты среди других, носящих черные одежды, мог бы понять меня: ведь именно ты вместе с Фумитой годами участвовал в Большой Игре на стороне партии Синего Колеса. - Элгахар напомнил о том, что эти два чародея помогли императору добиться мира в войне с Мидкемией. - Впервые в истории император получил такую власть и полностью потерял авторитет. Он утратил влияние.
Свершилось предательство, и погибли пятеро военачальников самых могущественных кланов; именно эти пятеро и были самыми вероятными претендентами на место Имперского Стратега. После их смерти многие семьи потеряли былое влияние в Высшем Совете.
Если император попытается диктовать кланам свою волю, он может встретить отпор.
- Ты говоришь о перевороте, о смене существующего режима, - сказал Паг.
- Это и раньше случалось, Миламбер. Но сейчас это означает гражданскую войну, потому что нет наследника. Свет Небес еще молод и вполне может стать отцом сыновей. Пока же у него лишь три дочери. Стратег желает только укрепления Империи, но не падения династии, которой уже больше двух тысяч лет. Я не испытываю к Аксантукару ни любви, ни ненависти. Но император должен понять, что его удел в мировом устройстве - только царствовать, оставив правление Стратегу. Тогда Цурануани вступит в эру вечного процветания.
Хочокена горько рассмеялся.
- Если ты поверил этому бреду, значит, вас в Ассамблее недостаточно крепко запирают.
Не обращая внимания на оскорбление, Элгахар продолжал:
- Как только внутри Империи будет наведен порядок, мы сможем встретиться с любой внешней угрозой, о которой ты возвещаешь. Даже если то, о чем ты говоришь, - правда, и мои догадки верны, пройдет не один год, прежде чем мы столкнемся с нападением на Келеван - времени приготовиться у нас хватит. Ты не должен забывать, что мы в Ассамблее достигли высот силы, немыслимой при наших предшественниках. То, что повергало их в ужас, для нас - пустяк.
- Самонадеянность тебя сгубит, Элгахар. Да и всех вас. Мы с Хочо давно об этом говорили. Вы еще не превзошли могущества предков, вы даже еще не достигли его. Среди книг Макроса Черного я нашел такие, что повествуют о силах, о которых ничего не слышно было за века, что существует Ассамблея.
Ответ Пага заставил Элгахара задуматься. Он помолчал.
- Возможно, - сказал он наконец и пошел к двери. - Ты добился одного, Миламбер. Ты убедил меня в том, что тебе придется остаться в живых дольше, чем этого хотелось бы Стратегу. Ты имеешь знания, которые нам могут понадобиться. А что касается остального... мне надо подумать.
- Да, Элгахар, - сказал Паг, - подумай над этим. Подумай над тем словом, что ты прошептал мне в ухо.
Элгахару, казалось, очень хотелось что-то сказать, но он просто велел стражу открыть дверь. Когда он ушел, Хочокена сказал:
- Он же безумен.
- Нет, - ответил Паг, - не безумен, он просто верит всему, что говорит ему брат. Любой, кто может заглянуть в глаза Аксантукару и Эргорану и поверить, что они способны принести Империи процветание, глупец, идеалист, но не сумасшедший.
Бояться надо Эргорана.
Они опять замолчали, и Паг вернулся к размышлениям над словом, которое шепнул ему Элгахар. Было жутко думать о том, что могло за этим стоять, и Паг стал думать о том странном миге, когда впервые в жизни ему удалось приблизиться к овладению искусством Малой Тропы.
Прошло какое-то время - Паг не знал, сколько, но решил, что сейчас уже часа четыре после заката, то есть близилось время, которое Стратег назначил для допроса. В камеру вошли стражники и освободили от цепей Мичема, Доминика и Пага. Хочокену оставили.
Их привели в комнату, где лежали инструменты для пыток.
Стратег, в зеленом с золотом одеянии, разговаривал с чародеем Эргораном. Человек в красном колпаке молча ждал, когда трех пленников прикуют к столбам так, чтобы им было видно друг друга.
- Элгахар и Эргоран сумели убедить меня, что лучше будет пока оставить тебя в живых - хотя соображения у них разные.
Кажется, Элгахар поверил в твою историю, по крайней мере настолько, что решил узнать у тебя все, что можно. Мы с Эргораном так не думаем, но есть другое, что нам хотелось бы знать. Так или иначе, надо убедиться, что мы узнаем от тебя одну только правду. - Он сделал инквизитору знак, и тот разодрал на Доминике одежды, оставив одну набедренную повязку.
Инквизитор открыл запечатанный горшок и вытащил палочку, облепленную каким-то беловатым веществом. Он нанес немного вещества на грудь Доминика, и тот замер. Цурани, не знавшие металлов, изобрели: другие способы пытки, не такие, как в Мидкемии, но столь же действенные. Вещество оказалось весьма едким и сразу же начало разъедать кожу человека. Доминик зажмурился и закричал.
