Дэниел Абрахам - Война среди осени
— Хочу, чтобы вы поехали со мной рядом.
— Не думаю, что Юстину-тя это понравится, — ответил Синдзя и перешел на гальтский. — Но если вы хотите, генерал, я с удовольствием к вам присоединюсь.
— У вас есть лошадь?
— Несколько. Их ведут в поводу. Среди моих людей есть хорошие бойцы, но конюхи из них неважные. Если лошадь взмокнет в такой мороз, а потом эти ребята за ней поухаживают, то завтра ее подадут на ужин.
— У меня найдется лишний слуга. — Баласар нахмурился.
Синдзя сложил руки в жесте благодарности и отказа.
— Я бы не отказался позаимствовать одну из ваших лошадей. Если можно. А если нет, придется выбирать из своих.
— Я пришлю.
Синдзя отдал честь. Генерал тронул поводья и повернул коня прочь. Синдзя как раз доедал хлеб и запивал его остатками чая, когда слуга подвел ему бурую кобылу. Синдзя взобрался в седло и шагом проехал мимо хмурых, угрюмых воинов. Одни еще готовились к новому переходу, другие уже выступили. Баласар ехал почти в самом начале колонны с Юстином и командирами, с которыми решил побеседовать. Синдзя отдал честь. Баласар очень серьезно ответил ему. Юстин лишь кивнул.
— Вы, кажется, служили хаю Мати? — спросил полководец.
— Еще когда он и хаем не стал.
— Что можете о нем рассказать?
— У него славная жена, — ответил Синдзя.
Юстин улыбнулся шутке. Баласар чуть склонил набок голову.
— Всего одна жена? Это ведь не по правилам хайема, так ведь?
— И сын тоже один. Да, это странновато, но он и сам — не обычный хай. В юности он был простым грузчиком, потом путешествовал по восточным островам и городам. Не убивал родных, чтобы взойти на трон. Утхайем считает его недоразумением, он впал в немилость у дая-кво, и, мне кажется, считает свою власть обузой.
— Выходит, он плохой вожак?
— Лучше, чем они заслуживают. Большинству хаев их работенка очень даже нравится.
Баласар улыбнулся, Юстин сдвинул брови. Они оба поняли.
— Он не выслал дозорных, — заметил Юстин. — Военачальник из него никудышный.
— А кто бы выслал бы дозорных в такую пору? — возразил Синдзя. — С таким же успехом его можно винить в том, что он не следит за луной, на случай, если мы оттуда нападем.
— И как же вышло, что сын правителя оказался грузчиком? — Баласару, похоже, не терпелось сменить тему.
Покачиваясь в седле, Синдзя поведал им историю Оты Мати. Как тот покинул селение поэтов, выбрал другое имя и стал разнорабочим. О его жизни в Сарайкете, а потом — на Восточных островах. Как он стал посыльным, встретил свою будущую жену, а потом попал в заговор людей, стремившихся захватить трон отца. О трудностях первого года правления. Как зимние города охватила чума и как Ота с ней боролся. О скандале, который разгорелся, когда он отказался взять в жены дочь хая Утани. Синдзя даже рассказал, правда, неохотно, печальную историю своей любви. Закончил он тем, что хай Мати собрал ополчение и отправил его на запад, прямо в руки Баласару.
Генерал внимательно слушал, задавал вопросы, говорил, что думает, просил побольше рассказать о той или иной черте правителя. Солнце за их спинами уже скатилось к горизонту. Похолодало, и Синдзя снова натянул на плечи кожаный плащ. Ночь была уже близко, а луна до сих пор не встала. Наемник ждал, что все кончится, когда придет время ставить шатры, но и тогда Баласар его не отпустил. Он все выспрашивал подробности.
Синдзя решил не увиливать. Он остался жив, потому что не вызвал подозрений, но теперь близился час, когда его верность могла дать трещину. Гальты это понимали. Если бы он стал выкручиваться, медлить с ответом, запутывать их, Баласар мигом бы его раскусил. Поэтому наемник старался говорить одну правду. Все равно генералу пригодится немногое. В конце концов, Синдзя никогда не видел Оту, командующего армией. Если бы его раньше спросили, во что выльется такая попытка, сейчас все уже убедились бы, что он был неправ.
Они поужинали в шатре Баласара, сшитом из толстых шкур. Жаровня с пылающими углями приправила дымком суп из картошки и соленой свинины. Наконец познания наемника иссякли. Вопросы тоже закончились. Баласар глубоко вздохнул.
— По вашему рассказу выходит, что хай — неплохой человек. Жаль, нам не придется стать друзьями.
— Уверен, он сказал бы то же самое, — ответил Синдзя.
— Пойдет ли против него утхайем? Если мы поставим те же условия, что в Утани и Тан-Садаре, удастся ли избежать борьбы?
— После того, как он расправился с вашими? Рисковать бы я не стал.
Баласар прищурился. Сердце наемника сжалось. Он был почти уверен, что сказал что-то не то. Но генерал только зевнул.
— Как он будет защищать город? — спросил Юстин, отломив кусок хлеба. — Выйдет навстречу или затаится в подземельях, чтобы нам пришлось его выкуривать?
— Думаю, затаится. Там он хорошо знает все ходы и выходы. Он понимает, что его люди против гальтов не выстоят. Еще они, скорей всего, начнут засыпать нас камнями с башен. Взять Мати будет непросто. Если мы туда дойдем.
— Вы все еще сомневаетесь?
— Ничуть не сомневаюсь. Один буран, и мы погибли. Я в этом уверен как никогда.
— И все же вы с нами пошли.
— Да, генерал.
— Почему?
Синдзя посмотрел на тлеющие угли. Раскаленные изжелта-красные огни, припорошенные золой. С тех пор, как они выехали из Тан-Садара, он и сам не раз себя спрашивал, почему. Мог бы сказать, что верен уговору, но все они знали, что это неправда. Он сцепил пальцы и выгнул их до боли в костяшках.
— Мне нужно там кое-что.
— Хотите занять место хая?
— В каком-то смысле. Я хочу попросить у вас одну награду. Хотя бы вместо моей доли сокровищ.
Баласар кивнул. Он уже догадывался, к чему клонит Синдзя.
— Госпожа Киян, — сказал он.
Синдзя кивнул.
— К ней никто не должен прикоснуться. Когда город падет, прикажите отвести ее ко мне. Я за ней присмотрю, чтобы не наделала глупостей.
— А ее муж и дети? Нам придется их казнить, — напомнил Юстин.
— Знаю. Но она не из благородной семьи. Просто вышла за правителя замуж. От нее нет никакой угрозы.
— И ради нее вы предадите хая? — спросил Баласар.
Синдзя улыбнулся. Хотя бы на этот вопрос он мог ответить честно.
— Ради нее, генерал, я бы предал даже богов.
Баласар повернулся к Юстину и поднял брови, как будто задал немой вопрос. Юстин посмотрел на Синдзю долгим взглядом, пожал плечами. Баласар, кряхтя, наклонился и вытащил из-под койки деревянный ящичек. В нем лежала фляга из тонкого нантаньского фарфора и три маленьких пиалы. С нарастающим беспокойством Синдзя следил, как генерал наливает им чистейшее рисовое вино. Одну пиалу Баласар вручил Юстину, вторую — ему.
