Леонида Подвойская - Предтечи Зверя. Алёна
Алёна с новыми силами взялась за недуг мальчика. Дольше терпела боль и больше отдавала своих чудесных жизненных сил - до опустошения, до глубокого обморока. Вначале покалывал, а потом жёг огнём, мешая исцелению, браслет. Но девушка, лишь мельком поглядывая на своего Куки, терпела и продолжала. И закончила - таки исцеление за одну ночь.
– А теперь, - встань и иди. Пока - от кровати к отцу, - устало, но торжествующе скомандовала девушка.
– А… а больно не будет? - испугался этого чуда ребёнок.
– Ничога, не помрешь, - улыбнулась Алёна.
– Что? - вытаращился Эдди. Алёна спохватилась, что сказала эти слова на родном языке, как говорила ей когда-то мама. Повторила на португальском. А когда увидела, как мальчик, сделав два шага, попал в объятия Кондора, сердце сжалось за своих братиков. Она тут с чужими возится, а что со своими?
– Ты пока… Мышцы долго не работали. Будут болеть. С месяц. Но терпи. Это пройдёт. Только аккуратно. Постепенно. Не то, чтобы повредишь, но всё- таки…
Увидев слёзы на глазах обоих и почувствовав, что Кондор сейчас начнёт какие-нибудь безумия благодарности, девушка упала на кровать и, повернувшись лицом к стене, уснула.
– Ей всё- же действительно пора домой, - обратился Кондор к откуда-то вернувшемуся Дику.
– Вылечила?
– Да. Уже даже прошёлся. Сейчас снова за компом. И я даже не знаю, чему он больше рад - глазам или ногам.
– Всё пригодится. Ладно. Слушай. Тебе надо исчезать. Многие видели, как ты Цезаря. И кончить тебя - дело чести наследника. И пока идёт грызня за наследство - испарись.
– Я и сам знаю, - сглотнул слюну пилот. Только куда было с калекой. Вот теперь…
– Вот теперь - держи твои новые документы. - И поедешь туда… куда здесь сказано.
– Но здесь написано, что я владелец…
– Да. А вот здесь твой капитал. Вообще-то не советую носить или хранить, но открывать счёт тебе лучше самому.
– Сколько здесь? - вдруг охрипшим голосом спросил Кондор.
– Много. Очень много. Я бы столько не дал.
– А кто дал?
– И не догадываешься? - Ричард кивнул в сторону спальни. - Ты же её сокровища вывез и сохранил.
– Но это не так! - подхватился Григ.
– Иди, объясняйся сам. Но лучше - возьми. Ей тоже хватило. И тем, кого она назвала. Кто остался жив… Всё. Завтра прощаемся. Рейс самый для неё подходящий.
– Уже?
– Сам говорил: "Пора".
– Но не так скоро…
– Пора.
– Знаешь, что я думаю? Мне бы такую дочку!
– Не старый ещё, заведёшь.
– Нет! Я уж останусь со своим Бэби. Да и не заводятся такие.
– Но откуда-то берутся!
– Д-а-а. Ладно. Пойду, тоже завалюсь до вечера. Ночью ещё дела.
Глава 28
И на этот раз Алёна подъехала к областному суду на такси. Ничего за год не изменилось. Здание суда стояло нерушимо, как та самая пирамида - "дыра смерти". Только вот зашедшая в это святилище правосудия Алёна была уже не той простодушной девочкой.
– Мне к Горн, - сообщила она не терпящим возражений тоном дежурному милиционеру. Трудно сказать, что именно подействовало - наглый тон или странный, обещающий большие неприятности прищур васильковых глаз наглой девицы, но дежурный подхватился и мало того, что пропустил - назвал и этаж и номер кабинета.
Судья в это время изволила обедать.
– Кого ещё? - с набитым ртом начала, было, служительница Фемиды, но осеклась. В дверь вошла девушка, ставшая для судьи постоянным кошмаром, совестью, воющей неприкаянной собакой по ночам.
" Мама умерла" - вспоминала она безнадёжные слова той девочки.
"Прошу изменить меру пресечения" - просила прокурорша. "Я отказываюсь от обвинения!" - закричала эта государственная обвинительница, когда она отклонила это ходатайство. Прокуроршу выперли потом с работы. Говорят, жива, и неплохо устроилась. А я… А я довела бы дело до обвинения, если бы не такой "подарок" отца этой девочки. Зато осталась при должности. И в фаворе у губернатора, требовавшего "оперативно и примерно покарать мерзавца". Но начала попивать. А для одинокой женщины это страшно. " Трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Так говорил Иешуа Га-Ноцри. Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок!". Так всхлипывал Булгаковский прокуратор Иудеи. И кто, уже из трусости предавший своих друзей, родных, свое дело, свою совесть и свою Родину, не подпишется под этими словами? Лия Горн подписалась бы. Потом дошли сведения о пропаже этой девочки. Предполагали самое страшное. Но время шло, всё как-то улеглось. А совесть - совесть она почти закормила и стала вообще толстой и неприятной клушей. Сознавая это, видя даже просто физическую неприязнь, Лия озлобилась. Это отразилось на работе, и в течение года Горн стала считаться самой принципиальной и самой "жёсткой" судьёй. И вот сейчас…
– Мстить пришла? Давай. Только быстро, пока я опять не струсила. А то…
– Не грозите. Тогда мы с мамой ещё боялись, а теперь…
– Смелая? Ну, давай. Я себя уже исказнила, давай теперь ты.
– Вы?!!! Исказнились? Судя по… Ладно. Я и не за этим. Скажите… Когда мама вышла после допроса, ей стало плохо. И больше всего её… Она повторяла: "Что не скажут - не верь". Что за вопрос такой?
– Это касалось… Ну… Отношений в семье. Ведь твой отец… Покойный…Твою маму… Тоже покойную… По пьяному делу…
– Да. Было. И что тут такого?
– Вопрос был: " За что?"
– Ну и?
– Ответила одна из потерпевших, не помню фамилию. Она сказала, что…, в общем, что твой отец… ну, тебе не отец. Что даже не похожа ты.
– А вы такое оскорбление…
– А что я могла? Она же потерпевшая. Тоже сына потеряла…
– Вот оно что… Вот что тебя так ударило, мама… - девушка встала со стула и пошла к выходу.
– Подожди, ты куда? А как… ты? А как… я?
– Каждому по грехам и мука, - занятая своими мыслями девушка вышла из кабинета, даже не заметив, как злорадно блеснул камушками - глазами её Куки.
Следователь прокуратуры, откинувшись в кресле, рассматривал девчонку, задающую наглые вопросы. Он был далеко не трус, по крайней мере, не считал себя таковым. Уже, с переводом в областной аппарат, с назначением следователем " по особо важным делам" начала прорезаться заносчивость, чувство превосходства перед простыми смертными.
– Да, я. И прекрасно его помню. Его же суд прекратил потом из - за самоубийства виновного.
– Из-за самоубийства невиновного.
– Ого! Вот что, милая девушка. Вы пришли туда, где такими словами не бросаются. Суд прекратил дело за смертью, понимаете, а не за недоказанностью, или тем более, за невиновностью.
– Вы мне скажите лучше, - отмахнулась девушка от юридических тонкостей, - вы сами верите, что мой отец…