Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — ландлорд
У ручья я остановил Зайчика, Пес уже жадно лакает, я спрыгнул и, опустившись на четвереньки, припал к прозрачной струе. Напившись, крикнул:
— Леди Беатриса, извините за негуманность, но я должен был проверить...
— Что?
— А вдруг здесь кремнийорганическая жисть, — пояснил я. — А ручей из жидкого гелия или аммиака... Но вроде бы нет.
Донесся волчий вой, стих надолго, затем снова — ликующий, победный. Я поднялся, вернулся к Зайчику, с луком Арианта как-то спокойнее. Леди Беатриса обратила ко мне бледное лицо.
— Волки?
— Они, — согласился я. Добавил чуточку злорадно: — Если не что-то похуже.
— О господи!
— Поздно, — сказал я с невольным раздражением. — Вот побудете в роли тех оленей, за которыми привыкли гоняться безнаказанно. А теперь Господь, которого призываете, дает вам почувствовать, что это такое: быть в шкуре братьев меньших.
Она переспросила непонимающе:
— Братьев меньших... это кого? Какие у вас двоюродные братья я уже знаю, а меньшие?
— Увидите, — ответил я хмуро. — Хотя лучше бы их не видеть.
Вой донесся с другой стороны, с третьей, я ощутил, что волки переговариваются, собираются группами, а потом всей стаей подойдут к нам. Возможно, первый лазутчик уже сообщил, что одному-двум здесь не справиться, и сейчас готовится ударный отряд.
Наросты на стволах, трещины и жутко искривленные ветки даже волкам позволят забираться чуть ли не на вершину, я кивнул леди Беатрисе на ближайшее дерево.
— Думаю, вам нужно взобраться всего лишь вон до той ветки.
Она побледнела еще больше.
— А Зайчик? И Бобик?
— Спасибо, леди Беатриса, — сказал я.
— За что?
— Нормальная женщина уже с визгом бы карабкалась по дереву к самой вершине.
Не отвечая, она смотрела в глубину леса, вой раздается ближе, волки переговариваются, смыкают цепь в кольцо. Наконец сказала решительно:
— Ваш меч я не подниму, но вы можете дать мне кинжал.
— И будем драться спина к спине? — спросил я с интересом.
— А что еще? — огрызнулась она. — Если они разорвут вашего коня, нам все равно не выбраться.
Я почти силой подвел ее к дереву. Она было заупрямилась, я взял ее на руки, до чего же нежное тело, созданное для ласк, объятий, поцелуев. Она в испуге было обвила мою шею руками, прижавшись полной грудью чуть ли не к моему лицу. Я застыл, не в состоянии выпустить ее из рук, оставить на дереве, остро кольнула жалость, что не могу упрятать в себя вовнутрь, чтобы жила в моей грудной клетке в абсолютной безопасности...
Торжествующий вой раздался ближе. Леди Беатриса вздрогнула, она тоже как будто оцепенела на какое-то время, но теперь я сам приподнял ее на руках. Она уцепилась за ветку, ногами встала на выступающую ступеньку нароста, замедленными движениями поднялась еще выше.
Я поспешно отвел глаза, в этом веке женщины не приветствуют еще, когда мужчины им смотрят под платья.
Леди Беатриса всмотрелась вдаль.
— Они уже бегут сюда!.. — вскрикнула она. — Их... много! И какие огромные...
— Лишь бы не тамбовские, — пробормотал я.
— Что вы говорите?
— С волками жить, — объяснил я, — по-волчьи выть, с лошадьми жить — по-лошадиному ржать, с леди Беатрисой... гм... общаться...
Я не успел договорить, вой раздался уже за ближайшими кустами. Леди Беатриса вскрикнула, но я и сам уже вижу множество желтых глаз в красной тьме. Пес посматривал на меня с вопросом в глазах, я покачал головой, указал на Зайчика. Тот нервно потряхивал гривой, часто переступал с ноги на ногу.
Волки приближались очень медленно, усаживались через каждые шаг-два. Это если бы мы кинулись бежать, нас бы в два счета догнали, а так кольцо смыкается, волки не раз так брали могучих лосей и сейчас уверены, что все получится точно так же.
Я прислонился к дереву и, подняв лук, начал стрелять с предельной скоростью. В торжествующий вой вплелся визг, а стрелы все исчезают в красной полутьме, но я держу глазами точку между желтыми огоньками и вижу, как они тут же исчезают. Руки мелькают так, что я сам их едва вижу, заныло плечо. Я приглушил боль в суставах или связках, бил и бил стрелами, надеясь, что волки либо разбегутся, либо бросятся на своих убитых и раненых. Кусты затрещали, десятка два крупных, как худые медведи, зверя выметнулись на поляну и бросились кто ко мне, кто к Зайчику. Трое сразу ринулись на Пса.
Я отшвырнул лук и подхватил приготовленный меч. Первый же волк упал, рассеченный почти надвое, но второй сбил бы с ног, если бы не ствол дерева за спиной, я ударил рукоятью в зубы, отпихнул и зарубил, но острая боль обожгла колено: третий волк вцепился острыми зубами, как пиявка. Я с проклятием разрубил ему хребет, но зубы продолжали терзать мою плоть. Еще несколько волков бросились с трех сторон, этих я бил расчетливее, не стараясь рассекать пополам, нет нужды, а затем оставил меч и обеими руками разжал мертвые челюсти.
Зайчик ржал и бил копытами. Волки лопаются, как воздушные шарики под его ударами, деревья вокруг забрызгало кровью. Волки ползали с вылезшими внутренностями, Пес рвал своих противников настолько быстро и безжалостно, что ни один не успел в него вцепиться: он прыгал, увертывался, а каждый щелчок его пасти нес смерть.
Когда на поляне осталось не больше пяти зверей, а из кустов перестали появляться новые, эти повернулись и с жалобным воем ринулись в лес.
— Добей! — велел я Псу.
Он с великой радостью бросился вслед. Затрещали кусты, послышался жалобный вой, а затем удаляющийся шелест травы. Я осмотрелся, подошел к Зайчику, похлопал по шее, заодно тайком проверяя, не надо ли подлечить, но острые зубы не успели прочную шкуру даже продырявить.
— Да, — сказал я, — это совсем не тамбовские.
С дерева раздался дрожащий голос:
— Господи, какие же тогда эти тамбовские?
— О, — сказал я, — тех лучше не видеть.
— А где они водятся?
— В самом страшном из миров, — пояснил я. — Леди, позвольте подать вам галантно, а если можно, то и куртуазно, переднюю руку...
— Я сама, — ответила она.
— Если брякнетесь, — возразил я, — то ничего страшного, разве что в волчьей крови и кишках вывозитесь, но что я руку даме не подал — это меня будет мучить всю жизнь, я ж эстет...
Она заколебалась, я поднял руки, встал на цыпочки и принял ее в объятия. Я обнял на уровне колен, и она, чтобы не упасть, уперлась в мои плечи. Я дал ей медленно скользить в моих руках вниз. Мы оба ощутили, что подол ее платья остался в моих пальцах. Мне нестерпимо хотелось прижаться лицом к ее животу, к ее высокой груди, что вот сейчас остановилась перед моими глазами... это я непроизвольно сдавил ее сильнее и прервал скольжение, но я отчаянным усилием переборол себя и позволил ее ногам коснуться земли, но рук не размыкал, и подол ее платья оставался в моих судорожно стиснутых пальцах.
