Дэвид Эддингс - Келльская пророчица
Гарион был ошеломлен и даже слегка напуган решительной целеустремленностью духа, под властью которого находилась Дитя Тьмы. Существо это было неизменно и непоколебимо, словно алмазная скала. Он понял вдруг, что оно не меняется оттого, что просто не может перемениться. В мозгу Гариона забрезжила догадка, важнее которой трудно было что-то вообразить. Свет умел изменяться. Каждый новый день служил тому доказательством. Тьма же была неизменна. Он постиг наконец истинное значение разделения, некогда постигшего вселенную. Тьма стремилась к постоянству, Свет же жаждал меняться, совершенствоваться. Тьма считала себя совершенством, Свет неуклонно стремился к совершенству. Когда Гарион заговорил, слова его не были ответом на откровенные предложения Зандрамас — он обращался к самому духу Тьмы.
— Все переменится, уверяю тебя. И что бы ты ни делал, ты не разуверишь меня в этом. Торак предложил стать мне отцом, а Зандрамас — супругой. Я отверг Торака и отвергаю Зандрамас. Ты не властен заключить меня в оковы неподвижности. Если я переменю лишь самую малость — ты погиб! А теперь попытайся остановить морскую волну, если сумеешь, а меня оставь в покое. У меня много дел.
Вздох, слетевший с уст Зандрамас, был совершенно нечеловеческим. Догадка Гариона поразила самое Тьму, а не только ее послушное орудие. Он ощутил, как враг едва заметно дрогнул и не намеревался отступать.
Зандрамас зашипела, а глаза ее загорелись безумной ненавистью.
— Разве это не то, чего ты так жаждала? — спросил ее Гарион.
Губы Зандрамас раздвинулись, но зазвучал чужой голос — глухой и бесстрастный.
— Тебе все равно придется сделать выбор.
В ответ устами Гариона тоже заговорил кто-то другой, и голос его был столь же безлик и бесстрастен.
— У нас еще много времени. Инструмент появится тогда, когда в нем возникнет надобность.
— Блестящий ход, но это далеко еще не конец игры.
— Разумеется, нет. Последний ход сделает прорицательница из Келля.
— Тогда да будет так.
Они шли по длинному пропахшему плесенью коридору.
— Меня от всего этого просто воротит, — расслышал Гарион за спиной шепот Шелка.
— Все будет хорошо, Хелдар, — утешала маленького человечка Бархотка. — Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.
Внезапно коридор кончился, и они оказались в глубоком гроте. Стены его были грубы и шероховаты — все сразу поняли, что это не дело рук человеческих, а пещера естественного происхождения. По одной из стен, звонко журча, струилась вода, образуя глубокое темное озеро. Здесь явственно ощущался запах пресмыкающегося, смешивавшийся с вонью гниющего мяса, а пол усеян был обглоданными добела костями. Такова уж была жутковатая ирония судьбы — логово бога-дракона стало обиталищем дракона живого. Лучшего стража для этого зловещего места было не сыскать.
Подле одной из стен возвышался трон, вырезанный из цельной каменной глыбы, а прямо перед ним красовался уже до тошноты знакомый всем алтарь. В самом его центре лежало нечто продолговатое, размером чуть больше человеческой головы. Это был камень, испускающий алое сияние. Этот зловещий свет озарял весь грот. На полу подле алтаря лежал человеческий скелет — одна рука все еще тянулась к камню, словно в безысходной тоске. Гарион похолодел. Кто это? Очередная жертва, принесенная Тораку? Или жертва дракона? И тут он все понял. Это был тот самый мельсенский ученый, который похитил Сардион из университета и устремился с ним сюда, где и нашел свою гибель, сгорая от восхищения перед волшебным камнем, своим хладнокровным убийцей.
Из-за плеча Гариона раздалось вдруг совершенно звериное рычание — это пробудился Шар. Кроваво-красный Сардион, лежащий на алтаре, издал ответный рык. Послышалось невнятное лепетание на фантастическом языке — Гарион улавливал в нем слова из множества наречий, некоторые из которых звучали в самых отдаленных уголках вселенной. В глубине Сардиона замерцали голубые искорки, а Шар налился вдруг кровавым светом — сразу видно было, что два непримиримых врага сошлись в этом маленьком гроте.
— Придержи его, Гарион! — отрывисто приказал Белгарат. — Иначе они разрушат друг друга — и всю вселенную заодно!
Гарион протянул руку, положил ладонь с запечатленной на ней отметиной Алдура прямо на Шар и безмолвно заговорил с разъяренным камнем.
«Не сейчас, — говорил он. — Все в свое время».
Он не мог объяснить, почему с языка у него сорвались именно эти слова. Жалобно ворча, словно обиженное дитя, Шар умолк, и Сардион перестал рычать. Однако оба камня продолжали угрожающе светиться.
«Ты недурно справился с задачей, — поздравил Гариона знакомый голос. — Теперь наш враг слегка озадачен. Однако не почивай на лаврах! Мы здесь не в самом выигрышном положении — Дух Тьмы слишком силен в этом гроте».
«Почему же ты не предупредил меня заранее?»
«А ты принял бы всерьез мои слова? Слушай внимательно, Гарион. Мой противник согласился вверить нашу общую судьбу Цирадис. Зандрамас, однако, на это не соглашается. Она, похоже, хочет еще раз испытать судьбу. Встань между нею и Сардионом. Чем бы ни пришлось тебе пожертвовать, не дай ей коснуться камня!»
«Хорошо», — спокойно ответил Гарион.
Про себя он рассудил, что, если будет красться дюйм за дюймом, чтобы занять позицию между Зандрамас и алтарем, ему все равно не удастся обмануть колдунью из Даршивы. И он, совершенно спокойно шагнув вперед, остановился перед алтарем, извлек из ножен Ривский меч, упер его острием в землю и оперся обеими руками на рукоять.
— Ты что это задумал? — свистящим шепотом спросила Зандрамас, подозрительно прищурившись.
— Ты прекрасно знаешь, что. Два духа согласились, что именно Цирадис должна принять последнее решение. Твоего же согласия я пока не слышал. Ты все еще считаешь, что тебе удастся избежать выбора?
Испещренное искрами лицо Зандрамас исказилось от ненависти.
— Ты заплатишь за это, Белгарион. И ты, и все, кто дорог тебе, сгинут здесь, в этом гроте!
— Это решать Цирадис, а не тебе. А до тех пор никто не коснется Сардиона!
Зандрамас в бессильной ярости заскрежетала зубами.
Тут к нему присоединилась Полидра. На ее золотистых волосах играли отблески света, исходящего от Сардиона.
— Отлично сработано, юный волк, — сказала она Гариону.
— Ты не обладаешь более властью, Полидра, — слетели с недвижных уст Зандрамас странные слова, сказанные чужим голосом.
— Тебе нанесен удар.
— Я ничего не чувствую.
— Это все оттого, что ты бесчувственна — ты всегда безжалостно уничтожала тех, кто тебе помогал, как только надобность в них отпадала. Полидра — это Дитя Света, сражавшееся некогда в Во-Мимбре, которой удалось сокрушить тогда Торака — пусть на время. Если такая сила однажды дается, то после никогда не отнимается полностью. Неужели легкость, с которой сладила она с Повелителем демонов, недостаточное тому доказательство?
