Джеймс Блэйлок - Подземный левиафан
Расправив плечи, он сделал несколько шагов к крыльцу Пембли. Полностью уничтоженный Ямото в страхе выронил свое оружие в траву. Миссис Пембли что-то пыталась бормотать и определенно напрашивалась на неприятности.
— Вы что же, — заорал на нее Уильям, — думаете, я не знаю, чем вы там занимаетесь со своей псиной?
Развернувшись, миссис Пембли влетела в свой дом как ракета, с грохотом захлопнув за собой дверь. Через секунду она снова появилась в окне. Пока Уильям скакал по ее цветам, Ямото бессвязно причитал и даже пытался слабо протестовать. Основательно вытоптав цветник, Уильям снова повернулся к дому старухи.
— Чтобы духу вашей собаки на моей лужайке не было! — проорал он. Все стройные, веские и обидные спичи, которые он репетировал в течение минувшей недели, от злости вылетели из головы. Выдернув одну из бегоний с корнем, он разорвал ее в клочья и бросил в Ямото.
Уильям почувствовал усталость. Уничтожать грядку полностью не имело смысла — этим он ничего не достигнет. Неожиданно он совершенно растерялся. Ситуация снова вышла из-под контроля. Он опять проиграл. Эдвард был прав с начала до конца, бессмысленно отрицать это. Но у него оставалась палисандровая коробочка. Приведшая Ямото в такой ужас. Он и сейчас отчетливо видит это в глазах азиата — отчаяние. Ямото хотел вернуть коробочку. Проломившись сквозь живую изгородь, Уильям оказался на своей территории.
— Я еще вернусь! — крикнул он на прощанье, уже понимая, что общее впечатление испорчено. Никаких подобающих ситуации серьезности и достоинства. Проскользнув в сарай-лабиринт, Уильям перебрался через задний забор, подобрал рюкзак и флягу с водой, нахлобучил на голову шахтерский шлем. Когда через пять минут он спускался по стальным скобам в канализационный тоннель, никто за ним не гнался.
К тому времени как дядя Эдвард и профессор Лазарел вернулись из Гавиоты на грузовике со снятыми бортами и стоящей в кузове на бронзовых опорах загадочной батисферой, полиция успела приехать и уехать дважды. Полицейские допросили Джима. Он находился в школе и ничего не знал. Полицейские заявили: ими обнаружены доказательства того, что Уильям Гастингс взломал дверь пустующего дома напротив и жил там в течение нескольких дней. Джим ответил, что слышит об этом впервые. Все это время он считал, что его отец уехал в Северную Калифорнию, пожить там на лоне природы. Полицию это уже не интересовало. В комнатах дома Кунца они обнаружили обертки от гамбургеров, а мальчик-разносчик в закусочной Пита «Высший класс» опознал фотографию Гастингса. Они хорошие детективы и собрали достаточно доказательств, будьте уверены.
Но Уильям Гастингс снова исчез — вероятно, скрылся в канализации. «Кем этот псих себя воображает? — спрашивали они. — Болотным Лисом, Робином Гудом, сражающимся с грозящими покою планеты инопланетными пришельцами?»
Появившаяся следующим утром в «Таймс» статья, изобразив происшествие в юмористических красках, особое внимание уделила подробностям выходок Уильяма, между прочим подчеркнув его дружеские отношения с Расселом Лазарелом, пилотом батисферы, намеревающимся предпринять очередную попытку покорить земное ядро. О недавнем фиаско Джона Пиньона было сказано вскользь. Автор статьи заявлял, что в редакцию было доставлено письмо от самого Уильяма Гастингса, написанное весьма связно и не без изящества на вырванном из какой-то старой книги последнем чистом листе. По словам нашедшего письмо, это странное послание, в котором подробно излагался план исследования внутреннего мира, было свернуто в тонкую трубочку и просунуто наружу сквозь отверстие в крышке канализационного люка, находящегося прямо перед дверями редакции «Таймс». Тщательно обыскав близлежащий район канализационных сетей, полиция никаких следов беглеца не обнаружила. Гастингс снова растворился в подземельях, как бестелесный дух.
В письме, кроме того, имелось несколько непечатных обвинений в адрес известного в городе психиатра, а также упоминались некие подземные не то озера, не то моря, используемые китайскими наркоторговцами для доставки товара на джонках. Обитающих якобы в затонувших галеонах и барках на дне подземных озер водяных людей Гастингс непонятным образом увязывал с подводным скоплением человеческих костей, не так давно обнаруженным рыбаками, а также с эласмозавром, со слов профессора Лазарела, виденным им в глубинах океанической впадины близ Пало-Верде, и таинственной летающей субмариной, замеченной у оконечности острова Каталина. Редакция «Таймс» поздравляла Гастингса. Как бы ни было, он доказал, что на самом деле совершенно безопасен. Что он такого сделал — растоптал грядку с цветами на лужайке соседки? Что касается легких телесных повреждений, нанесенных им с помощью фонаря служащему лечебницы, то на это тоже имелся ответ — вместе с письмом Гастингс вложил в конверт ксерокопию заключения, где ему предписывалась лоботомия, которую должны были произвести в той самой лечебнице, откуда он через неделю сбежал. Врач Гастингса, по непонятному совпадению вовлеченный в историю с подземоходом Пиньона, разрушившим канализационный тоннель, разыскивается, чтобы быть допрошенным полицией.
Прочитав о письме Уильяма, Эдвард расстроился. Но после того как он перечитал статью еще раз, его мнение существенно изменилось. Было ясно, что Уильям каким-то образом умудрился сделаться героем местных хроник. Причем каждый его шаг был хорошо продуман. Его не принимали всерьез, но не будь письма, его судьба была бы предрешена, потому что бесконечно скрываться он не мог.
Но кто сказал, что Фростикос боится огласки? Хан Кой безусловно предпочитал держаться в тени. Возможно, Ямото действительно был как-то связан с доктором. Не изменившись в лице, Эдвард хладнокровно согласился оплатить садовнику ремонт изувеченного оборудования и восстановление цветника — миссис Пембли. Раздувать кровную вражду смысла не было. Гораздо лучше было сделать все возможное, чтобы прекратить ее. Но терпение миссис Пембли иссякло — она поместила в газету объявление о продаже дома и собиралась переезжать. Сносить выходки Уильяма она больше не желала. Эдварду было нечем крыть. Если честно, ответил он ей, он и сам не рад своему шурину.
Как бы там ни было, Эдвард не жалел, что они берут Уильяма с собой в батисферу. Его шурин неким странным образом превратился в своеобразное связующее звено между всеми ними. Кроме того, даже под страхом смертной казни Эдвард не смог бы объяснить, откуда под вязом время от времени появляются собачьи испражнения. Если в конце концов окажется, что во всем виноват Гил Пич, снабдивший соседского пса антигравитационным устройством, он ничуть этому не удивится.
