Виктория Шавина - Научи меня летать
Гебье держался в стороне, лишь изредка тускло и печально, словно сам не верил в силу своих слов, пытался образумить женщину. Потом, отчаявшись, стал проводить всё время в комнате на третьем этаже за чтением свитков.
Надани с нетерпением ожидала праздник. За полгода до него она убедила себя, что этот день изменит её жизнь, и с тех пор каждую ночь, засыпая, представляла великолепие турнира, блеск высшего света. Не как жалкая просительница, но как равная среди равных она будет наслаждаться мастерством поединков, есть, пить и веселиться в окружении лучших из людей Лета. А, значит, и сама, скинув, точно змея, старую шкуру, разом обратится в нового, достойного восхищения и почестей человека.
Женщина так увлеклась фантазиями, что лишь накануне торжественного события, когда служанки принесли громоздкие наряды в комнату, с ужасом заметила, как поношены и убоги её платья. «Хин работал в Онни, — с горечью думала она, удерживая слёзы досады, — о себе-то он позаботился: и об одежде, и о духах, а о матери даже не вспомнил».
— Госпожа Одезри, — тем временем поделилась радостью молодая служанка — воины болтают: завтра играть будут.
Женщина медленно обернулась, сначала не поняв её слов, потом опустила девицу и сама соорудила высокую причёску у зеркала. «Ну уж нет, — устало пообещала она постаревшему отражению. — Мой сын не станет посмешищем».
На поляне в саду, окружённый деревьями, блестел лакированными чёрными боками огромный стол. Надани заметила его издалека и торопливо свернула с тропинки. Она уже видела похожий в Весне, в библиотеке уванга Сирин. Хин стоял рядом с диковинкой спиной к женщине. Время от времени в ответ на слова уана, он наклонялся к блестящей штуке, и раздавались негромкие мелодичные звуки. Келеф что-то втолковывал парившим с куском материи в клювах крылатым клубкам меха, а вокруг стола суетились, скорее путаясь под ногами, чем помогая, остальные чудовища из его свиты.
Женщина грустно улыбнулась, глядя на сына: гибкий, худой и высокий, он мало походил на отца. Тот любил простоту и не носил украшений, Хину же по вкусу пришлась лёгкая вычурность: он умело подбирал одежду, тщательно укладывал волосы, не пренебрегал кольцами. Этот ухоженный юноша с уверенными движениями и длинными вдохновенными пальцами давно казался Надани чужим.
Она наморщила лоб, словно отчаянно искала решение нечеловечески сложной задачи, и, отвернувшись, побрела обратно, прислушиваясь к удаляющимся звукам чужой жизни, к шороху травы, сминавшейся под ногами, к шелесту листьев на слабом ветру. Вечный запах пыли покинул двор. В сине-зелёной тени пахло цветами, влажной древесной корой и клейкими почками.
Аплодировали все: и Тадонг, и стражники, и гости, даже жеманный красавец Ларан, и Лодак, тень брата, хитрая, с расчётливым взглядом. Громче остальных — те, кто во время исполнения зевали и оглядывались со скучающим видом.
Хин смотрел на толпу летней и, сам себе удивляясь, вместо торжества чувствовал сожаление.
— Как же я глуп, — признался он уану на закате после отъезда гостей. — Я ждал, что они поймут, вместо этого они приняли, свыклись, похвалили. Как будто я искал их одобрения.
— Не желая менять себя, ты надеялся изменить их, — ответил Келеф. — Смело, юный герой, и неумно — как всякая попытка совершить чудо.
Стражники столпились за углом, они переговаривались жестами и прислушивались. Надани неловко, ожидая резкой отповеди, подошла к ним, но на неё лишь оглянулись без злобы или любопытства, а сторожевой даже подмигнул ободряюще, подвинулся ближе и поведал гулким шёпотом:
— Сказка была сегодня, но, скажу я вам, для себя они играют того лучше. Только взяли за манеру болтать долго — мы уже двадцать минут ждём.[35]
После захода Солнца Келеф сделался молчаливым, рассеянным и печальным. Глядя на ночной сад за окном, он то играл на банджо колдовские мелодии, то лениво перебирал струны. Тёмные листья шептались о тайнах, шарики света витали над тропинками, словно ощущения и воспоминания в памяти, а безлунное небо полнилось их отражениями.
— Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры.
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое тёмный ужас начинателя игры…[36]
Сил'ан шептал тихо, пропуская иные слоги, словно повторял за голосом, звучавшим в его мыслях. Банджо звенело со щемящей надеждой.
Хин сел рядом, прижал пальцами струны. Звуки стихли.
Глава XVIII
Холодное красное Солнце повисло над высокими холмами. Хин представлял, как легли бы тени от белых дюн Разьеры на песок — словно синие пальцы, но укрепление осталось далеко к югу, а пустыня вокруг лагеря была глинистой, а не песчаной. Здесь росла островками мутно-жёлтая трава, похожая издалека на свалявшийся мех. Попадались иззелена-коричневые тёмные камни и целые склоны, покрытые солью, словно небо — звёздами. У дна глубоких оврагов скалы бурели, наливались оранжевым и выцветали в бежевый. Слоистые холмы тянулись к небу, их пересекали ровные мутно-зелёные полосы, чередовавшиеся с серыми.
Шесть десятков юнцов на пять лет моложе Хина отрабатывали приёмы обращения с копьём. Таруш — командир гарнизона Разьеры — не сводил с них глаз, в то время как рыжеволосый молодой мужчина всё смотрел вбок. Летень разудмывал, как бы осторожно вернуть его внимание к воинам, когда Одезри вдруг взмахнул рукой. Люди выпрямились и замерли.
— Хурс, — позвал наследник.
Один из юнцов, смущённый и удивлённый тем, что будущий правитель запомнил его имя, выступил вперёд и поклонился.
— Покажи ещё раз, — велел Хин.
Юноша, уперев древко копья в землю, нацелил его наконечник в живот невидимому противнику. Наследник подошёл ближе, перехватил оружие и приподнял острие, слегка качнул его, заставив летня напрячь руки.
— Запомнил? — спросил он, отошёл и снова махнул рукой.
Воины продолжили упражнение.
— Вы как будто знаете их всех по именам, — негромко изумился Таруш, когда Хин вновь остановился рядом с ним.
— Знаю, конечно, — задумчиво ответил тот. — Они же называли себя, когда клялись. Как думаешь, с такими успехами закончим обучение через неделю, не раньше?
— Не раньше, — согласился летень.
Наследник щёлкнул пальцами и окликнул:
— Хурс, выше!
— Вы торопитесь в Разьеру? — поинтересовался командир гарнизона.
— Нет, мне нужно вернуться в старую крепость, а перед этим заехать в Город.
Таруш оживился:
— Передавайте наш низкий поклон правителю. Мы всё надеемся, что он найдёт для нас время. Напомните ему о разговоре насчёт котлов, ничего не добавляйте — он поймёт. Скажите только: удалось.
