Ярослава Кузнецова - Что-то остается
Конечно, я часто отвлекалась (еще бы!). Но работа спорилась и доставляла мне огромное удовольствие. Полторы главы за три с половиной дня — неплохо, а? Я уже и псевдоним придумала — Ахтора. Это на старом найлерте. В переводе на вульгарный лиранат — Осколок. Почти что мое собственное, родителями данное имя. Забавно, что на современном найлерте этим словом крестьяне называют всякий травяной бурьян, заполоняющий огороды и обочины дорог.
— Редда, встань, пожалуйста. Нет, не подходи. Стой там. Редда, я тебя прошу!
Стуро увлеченно чирикал угольным карандашом по листку бумаги. Рисовал Редду. До этого он рисовал все подряд: интерьер из разных углов комнаты, вид с крыльца, меня, Уна, Ирги по памяти, натюрморт из кружек, опять меня, Редду, и вот снова — Редду. Сперва я подозревала, что он просто скучает, когда я принимаюсь за книгу. Оказалось — нет. Ему в самом деле нравилось рисовать.
— Редда, не садись. Стой. Стой там.
Редда махала хвостом и не понимала, что от нее требуется. Ун, уже прошедший это испытание, взволнованно вертелся вокруг, предлагая помощь.
— Ауара!
— Что такое, милый?
Стуро грохнул дощечкой, к которой был пришпилен лист, об стол. Схватил тряпку и принялся возить по рисунку. Я вскочила.
— Ну, что ты так расстраиваешься? Зачем же все стирать? Дай, посмотрю.
— Плохо! Не получается!
Я перехватила его руку с тряпкой.
— Ну и что не так? Что не так?
— Вот это. Колено, которое назад.
Он ткнул в заднюю лапу полустертой Редды.
— Я же тебе объясняла. Это не колено. Это пятка. Колено вот тут. И сгибается оно в ту же сторону, что и у людей… и у аблисов тоже. Редда, подойди сюда. Видишь, где у нее колено? Вот оно, пощупай. У собак, и у всех животных строение очень схожее с человеческим. С аблисским, по большому счету, тоже. Главное — пропорции.
— Я помню. Пр… пр… — он расстроенно вздохнул и вытянул руку с карандашом, — то, что можно померить этим… вот этим.
— Правильно. Пропорции — это соотношение. Как одна часть соотносится с другой. Редда, иди на место. Нет, не садись. Стой там. Так, умничка. А теперь, любимый, посчитай, сколько раз Реддина голова укладывается в длине ее же туловища? Не сгибай локоть! Следи за этим, иначе все напутаешь…
Но он вдруг опустил руку и напрягся, словно вслушиваясь.
— Кто-то идет. Двое. Чужие.
— Чужие?
Тут уже заволновались собаки.
— Двое, — сказал Стуро, — Трупоед и… зверь.
В дверь постучали.
Ун разразился лаем. Мы со Стуро обеспокоенно поглядели друг на друга.
— Не ответим, — шепнула я, — Постучит и уйдет.
— Альса, — окликнули снаружи, — Открывай.
Я дернулась. Стуро поднял руку и дотронулся до ямочки меж ключиц.
— Я знаю, что ты здесь. Открывай. Ну? Я знаю, что ты здесь!
Это Норв. Это его голос. Он пришел, и теперь ломится в чужой дом.
— Надо спустить собак, — жестко сказал Стуро, — Они прогонят.
В дверь задубасили.
— Альса! Открывай! Поговорить надо. Я один. Ты что, боишься? Я тебя не трону. Слышишь? Пальцем не трону. Выйди, голубушка. Я тебя прошу, выйди.
— Гав-гав-гав! — надрывался Ун.
— Я выйду, — пробормотала я, шаря по стене в поисках плаща, — Сейчас выйду.
Стуро задержал мою руку, заглянул в лицо. Я заморгала.
— Он… слишком зол? Он задумал что-то плохое?
— Альса, постой, — Стуро перехватил оба мои запястья, — Постой. Погоди.
— В чем дело? Он опасен?
— Эй, голубка! Что отмалчиваешься? Слышишь ведь прекрасно. Хватит прятаться. Твой хахаль уехал, я бы с ним побеседовал, да ждать его недосуг. Не думаешь же ты, что я тебя отшлепаю? Не глупи, голубка. Открывай. Сколько можно?
Затрещали шаги по оледеневшей корке. На окошко упала тень. «Тук-тук-тук!» — звонко постучал палец по натянутому пузырю.
— Норв! — отозвалась я, — Сейчас выйду. Сейчас, — и, шепотом, Стуро: — Что такое? Ты слышишь? Что он затеял?
— Он… возбужден… чем-то расстроен. Он ждет… он… — Стуро выдохнул, неуверенно оглянулся на окно. Хотел еще что-то сказать, но только пожал плечами.
— И только? Я выйду, поговорю. Он не сделает ничего плохого.
— Я с тобой.
— Оставайся в доме.
— Я с тобой.
— Стуро!
Он поджал губы, засопел.
— Хорошо. Только встанешь за дверью. Выйдешь, если позову. Ун, замолчи, наконец. Сидеть здесь, зверье.
Мы выбрались в сени. Стуро остался, а я отодвинула засов. И сразу вышла, заставив Норва попятиться.
— Голу-убка, — протянул он.
Несколько мгновений мы молча пялились друг на друга. Альханская тонконогая лошадка обнюхивала низкую кровлю.
— Здравствуй, Норв.
— Что ж ты сразу-то не вышла, голубка? Испугалась? — он прищурился, одновременно ухмыльнувшись. Золотая серьга раскачивалась, гоняя по щеке солнечный зайчик.
— Мотылек забеспокоился, — объяснила я, — он не любит чужих.
— Какой еще Мотылек?
— Стангрев. Вампир. Помнишь, я тебе о нем рассказывала?
Норв недовольно нахмурился. Какого-то еще Мотылька приплела. Причем тут Мотылек? Я продолжала наступать:
— Зачем ты пришел? Сыча здесь нет. А меня ты мог и в Бессмараге дождаться.
— В Бессмараге? Ждал уже, благодарствую. Вчера. Полчетверти под дверью просидел.
— Ждал?
Вот те раз. Прозевала условный знак. Все на свете прозевала.
— Забыла, голубушка, — укоряющий взгляд и покачивание головы, — А я тебе подарочки привез. Выбирал, все думал, как ты обрадуешься. Эх, Альса, Альса…
На жалость берет. Знаю я его актерские способности, однако все равно действует. Сейчас, по сюжету, я должна кинуться ему на шею.
— Прости, Норв. Это из-за книги, что я пишу. Совсем замоталась…
Он откинул плащ, продемонстрировав широченный красный пояс, уперся кулаками в бедра. Блеснули зубы, блеснула серьга в ухе, засверкали застежки на новой бархатной курточке.
— Ну, ну, — хмыкнул он, — знаю, как ты мотаешься. В монастырь только ночевать ходишь. Да и то не всегда.
— Кто тебе это сказал?
Он фыркнул.
— Подружка твоя. Дана Эрбова.
Ах, ехидна рыжая. Ошалела от ревности. Интересно, как она догадалась, что мы с Норвом не просто случайные знакомые? Уж я конспирировалась, конспирировалась… или он сам ей все выложил?
— Дана ошиблась, — сказала я мягко, — я хожу не к Сычу, а к Мотыльку. Сам видишь: Сыча нет, а я здесь. Меня интересует стангрев, только он.
Норвово лицо вроде бы оттаяло. Он шагнул ко мне, положил руку на плечо.
— Ладно, голубушка. Я ревнив, но в меру. Бог с ним, с Сычом. Я так рад тебя видеть.
— Я скоро уезжаю, Норв.
