Ник Перумов - Операция «Антиирод»
— Ну, как вы скажете фразу: «Вася, дай мне, пожалуйста, носки», если нет ни имен, ни названий? Что же это получится? «Эй, ты, длинный, дай мне такие штуки, которые надеваются на другие штуки, на которых мы ходим»?
— Вы забыли «пожалуйста», — заметил кувшин.
— Вы издеваетесь?
— Нет, — кротко ответил кувшин. — Просто мне кажется, что в пылу спора вы подобрали не самый удачный пример.
— А, по-моему, вполне удачный, — уперся Саша. — И это еще не самая сложная ситуация.
— Вот уж действительно — не самая! Я бы даже сказал: ситуация, доведенная в своей простоте до абсурда!
— Мне кажется, мы друг друга не совсем понимаем, — предположил Саша.
— Мне тоже так кажется! Иначе зачем вы приводили столь дурацкий пример?
— Да почему же дурацкий?! — крикнул Саша.
Ох, приятель, ты меня сейчас выведешь, я не посмотрю, что ты разговаривать умеешь, — возьму за горлышко и тресну об стенку!
— Да потому что не может такого быть! Чтобы один человек такое сказал другому: «Вася, дай мне, пожалуйста, носки»!
— Еще как может! — И Саша тут же очень живо представил себе утро в общаге числа, например, девятого марта. И Мишку Шестакова, лежащего на Сашиной кровати. Как всегда, полностью одетого, но без носков, которые аккуратно висят на спинке кровати. Есть у Мишки такая привычка: по большой пьянке укладываться спать, раздевшись именно до такой степени. Самочувствие у всех — сильно ниже среднего, но Шестакову хуже всех, потому что он вчера заканчивал пивом. Встать он категорически не может, но желание привести себя в порядок имеет. Он протягивает слабую руку по направлению к родным носкам и слабым голосом умирающего, объявляющего свою последнюю волю, говорит: «Сашка (или Вася, что в данном случае не принципиально), дай мне, пожалуйста, носки…» — Очень даже может!
— Хорошо, — удовлетворенно сказал кувшин. — Но говорить-то зачем? Что этот ваш, с позволения сказать, Вася, сам НЕ ЗНАЕТ, что нужно дать Шестакову утром девятого марта?
— Конечно, нет, — ответил Саша и так и остался стоять с открытым ртом. — А… вы знаете Шестакоза?
— Не имею чести, — сухо ответил кувшин. — И искренне надеюсь впредь избежать знакомства со столь вульгарным субъектом, заканчивающим празднества пивом.
— Тогда откуда вы все это знаете?
— Как — откуда? Вы сами только что о нем подумали. Должен заметить, кстати, что у вас получилась очень яркая внутренняя картина. Вы не пробовали себя в качестве имажин-художника? Могу составить вам хорошую протекцию.
— Для начала я хотел бы выяснить, где очутился и что мне дальше делать, — с нажимом ответил Саша. Говорливый кувшин начинал действовать ему на нервы.
— Простите, я, кажется, увлекся. Если не возражаете, мы могли бы продолжить наш спор как-нибудь в другой раз.
— С удовольствием, — саркастически сказал Саша.
— А пока, исключительно для вашего удобства, можете называть меня Пематангсиантар.
— Как-как?
— Пематангсиантар. Вам не нравится? Ну, тогда — Панкалпинанг. Может быть, вам больше подойдет Телукбетунг?
— Вы опять издеваетесь, — укоризненно заметил Саша.
— Отнюдь. И попрошу вас аккуратней выбирать слова, характеризующие мои действия, — строго сказал кувшин. — Во-первых, не издеваюсь, так как в принципе не имею такой привычки. А, во-вторых, не «опять», как вы изволили выразиться. Слово «опять» в вашем контексте указывает на повторение действия. А я, как замечено выше, такой привычки не имею. — Кувшин обиженно замолчал, и если бы не полная симметричность формы, Саша был готов поклясться, что тот отвернулся.
— Мне просто такое не выговорить, — объяснил Саша. — Вы выбираете очень сложные имена.
— Вы считаете, что «Панкалпинанг» труднее выговорить, чем «Вася»?
— Да.
— Вы меня окончательно сбили с толку, — признался кувшин. — Но, впрочем, ладно. Сделаем так: выбирайте сами.
— Ну-у, давайте, я буду звать вас… ммм… — Саша растерялся.
— Ну-ну, смелее, не стесняйтесь. Мне абсолютно все равно, — подбодрил ехидный кувшин.
— Я не знаю. Мне трудно подобрать вам подходящее имя.
— Вот видите!
Где-то далеко послышался звук гонга.
— Ужин, — пояснил кувшин. — Нам пора.
— Почему ужин? Пятница ведь началась совсем недавно, — удивился Саша.
— А какая связь между пятницей и ужином? — в свою очередь удивился кувшин.
— Никакой, кроме того, что вначале дня обычно идет завтрак.
— Что вы говорите! Любопытно, любопытно. Я постараюсь это запомнить.
— Ничего любопытного. Я, кстати, хотел спросить: этот гонг на ужин меня случайно не касается?
— Касается, касается! Мы как раз сейчас направляемся в столовую. Вы голодны?
— Я бы поел, — признался Саша.
— Искренне за вас рад. Не забывайте только, что сегодня пятница.
Как ты меня достал со своей пятницей, черт бы тебя подрал!
— А почему мне не следует об этом забывать?
— Потому что, боюсь, сегодня процесс поглощения пищи не вызовет у вас адекватных вкусовых ощущений.
— Не понял. Что значит — адекватных? У вас что — рыба со вкусом мяса?
— Не старайтесь сбить меня с толку своей казуистикой. Если вы хотели тонко пошутить, вам это не удалось.
— Я не хотел шутить.
— Тогда прошу вас следовать за мной.
И Саша последовал. Но перед самым выходом не смог удержаться — подошел к торшеру и резко его поднял. Как и следовало ожидать, никаких проводов, уходящих в пол, он там не обнаружил. Лампочка весело светилась сама по себе.
— Что-то не так? — озабоченно спросил кувшин.
— Да как вам сказать… Просто я привык к несколько другой конструкции.
— Пустяки, — заверил его кувшин. — Так гораздо удобней.
Путь в столовую занял не более пяти минут, так как теперь коридоры были хорошо освещены. Единственной неприятной деталью опять стало поведение кувшина. Который пустился в дорогу, приняв вид студенистой капли, двигавшейся конвульсивными рывками примерно на уровне Сашиного лица. Не забывая при этом трепаться без умолку.
— Переизбыток информации. Вот главная проблема любого мало-мальски динамично развивающегося сообщества. Опыт показывает, что самые совершенные системы гибнут именно от переизбытка информации!
— Ну-ну, — хохотнул Саша, опасливо проходя мимо комнаты с бронированной дверью, — динозавры, например. Книжек перечитались и повымерли все.
— Динозавры? — Зеленая капля притормозила, задумавшись. — Вы имеете в виду этих крупных пресмыкающихся, страдающих замедленностью нервных импульсов?
— Почему «этих»? — удивился Саша. — Как раз очень даже «тех». Не припомню точно, когда с ними приключилась такая неприятность, но точно — о-очень давно. Поэтому они уже ничем не страдают.
