Эдуард Веркин - Краткая История Тьмы
— А звонок? — спросил он.
— Это муляж.
Зимин ударил дверь с повышенной силой, и она открылась с резким скрипом. Кокосов сморщился от затхлого запаха, вырвавшегося из жилища, впрочем, вполне могло быть, что запах продуцировало не жилище, а субъект, появившийся на пороге. Это был мужчина неопределенного возраста, с бородой, с татуировками, в трусах. Мужчина подслеповато уставился на Зимина, потом, кажется, опознал.
— Витя… — с ностальгическими нотками выдохнул он. — А помнишь, как пескарей на Поганке удили?
— А как же, — цинично кивнул Зимин. — Прямо как сейчас. Но об этом после. Сейчас о важном. А ну ка, представься этому гражданину.
Зимин указал на Кокосова.
— А он не пристав? — прищурился мужчина.
— Ты не пристав? — на всякий случай спросил Зимин.
— Нет…
— Он не пристав, можешь быть с ним абсолютно откровенен. Представься, будь другом.
Мужчина в майке и трусах несколько — в меру сил — приосанился и произнес голосом, в котором чувствовались некоторые рудименты человеческого достоинства:
— Иван Арчибальдович.
И тряхнул остатками волос, и несколько завалился вперед, так что Зимину пришлось удержать его выставленной ладонью.
— Фамилиё назови, Арчибальдыч.
Иван Арчибальдович сконцентрировал человеческое достоинство в кулак, произнес с определенным вызовом:
— Холин. Иван Арчибальдович Холин.
— Дворянин, между прочим, — Зимин кивнул на Холина.
Кокосов вопросительно поднял брови.
— Потомственный, — с гордостью подтвердил Холин. — Мой род восходит к тем десяти родам…
— Не надо генеалогии, Холин, — остановил Зимин. — Это скучно. Расскажи нашему другу, кем ты по профессии будешь?
— Я? Я про профессии пианист–виртуоз…
— Спасибо, Арчибальдыч, ты человек эпохи Возрождения.
Зимин бережно подтолкнул Холина в грудь и закрыл дверь. Холин не стал прорываться, затих.
— У него клавесин дома, — сказал Зимин, придерживая дверь. — Он на нем по пятницам играет. А еще Холин был в Японии. Кстати, там он немного помешался на самураях и прочей этой радости. Правда, не мультимиллиардер.
Кокосов промолчал.
— Идем дальше, — Зимин перешел от квартиры № 1 к квартире № 2. — Тут тоже много интересного.
Здесь дверь была в порядке, нормальная железная дверь с облупившейся краской, с глазком и с ручкой, номер был набран из десятикопеечных монет, приклеенных прямо к металлу. Правда, на двери не было звонка, он был выдран с мясом, из стены торчали два провода. Зимин осторожно соединил их, выпустив искру.
Внутри квартиры задребезжал звонок, и почти сразу дверь открыл бледный молодой человек, похожий и на вампира, и на продавца книг одновременно.
— Здравствуйте, — сказал вампир, — я Дрюпин.
Кокосов не выдержал и рассмеялся. Нервно так рассмеялся, схватившись за перила, так что лестница задрожала.
Дрюпин обиделся и захлопнул дверь.
— Понимаю, — сказал Зимин. — Тебе кажется, что это похоже на бред, да? А мне вот не кажется. Это Дрюпин.
Зимин указал пальцем в № 2.
— Василий Дрюпин, интеллектуал и анархист. Мы вместе учились с этим юным дарованием с третьего по одиннадцатый, это были не лучшие годы. Знаешь, в шестом классе мы с Дрюпиным отправились смотреть, как перевернулся маневровый локомотив, тут, кстати, недалеко. По пути мы нашли несколько пустых бочек, Дрюпин предложил проверить, есть ли в бочках керосин, и кинул в ближайшую спичку. В результате ему сожгло все волосы и брови и немного кожу. Он два года ходил лысым, но не поумнел.
— А в книге он технический гений… — протянул Кокосов. — Его, кажется, из Эдисона клонировали?
— Я думал, из Ползунова, — уточнил Зимин. — Хотя это не принципиально. Дрюпин в книге умный, а Дрюпин в жизни тупой и капризный. Еще моя мать его два раза на работу устраивала, один раз на заправку, другой раз в магазин автозапчастей. Его вышибли с обоих мест.
— За что?
— За леность и скудоумие. Его в текстильный колледж и то не взяли. И потом, с такой фамилией…
Зимин помотал головой.
— Нам в этом отношении гораздо проще, правда, Кокосов? Ты Кокос, я Зима. А вот Дрюпину пришлось несладко. Трудно жить, когда твоя фамилия является твоим же прозвищем. Его никогда не называли Василием, никогда не называли Васей, только Дрюпин. Дрюпин то, Дрюпин се. Знаешь, он в шестнадцать лет пытался сменить фамилию. Заявление написал, документы собрал, а когда пошел паспорт получать, оказалось, что его опять на Дрюпина оформили. Он и смирился. Теперь живет в безнадежности. Вот смотри.
Зимин еще раз замкнул провода и высек искру.
— Отстаньте! — завопили из за двери. — Отстаньте все! Валите! Уходите!
Или я себя взорву!
— Врет, — отмахнулся Зимин. — Он уже сорок раз взрывался, уже даже полиция не приезжает. Нервный человек. Вот еще раз смотри.
Зимин еще раз замкнул провода.
— Оставьте меня! Оставьте в покое! Я хочу, чтобы меня оставили!
Зимин позвонил еще несколько раз.
— Может, не надо? — спросил Кокосов.
— Почему это? Он мне все детство отравил. Они раньше на третьем этаже жили, рядом со мной. А у Дрюпина коловорот был, так он в восьмом классе стал в мою комнату дырки сверлить!
— Зачем? — удивился Кокосов.
— А кто его знает? Я уж с ним и разговаривал, и по морде пытался стучать — бесполезно. Каждую неделю новую сверлил. Просверлит — и смотрит, смотрит, скотина. В конце концов мне это все надоело, я пошел, купил освежителя воздуха, и когда он просверлил дырку и опять стал пялиться, я ему в глаз освежителем и фиганул. С тех пор он меня совсем не любит. Дрюпин, ты ведь меня не любишь?
Дрюпин ответил из за двери малоцензурными высказываниями.
— Вот такой технический гений. Дальше.
Они поднялись на второй этаж. Здесь площадка была шире, двери как двери, поперек натянуты веревки с бельем, в углу барахло непонятного происхождения.
— Это клавикорды, — пояснил Зимин. — То есть когда то были, пока Холин их в окно не выкинул. Та еще история была, как сейчас помню. Душевный кризис с ним приключился — и как давай с балкона инструменты вышвыривать, и рояль, и клавесин, ну, все, короче. Мальчишки потом рояль к луже откатили, так он там и стоял, пока не сгнил. Да… Впрочем, не стоит отвлекаться. Клавикорды незабвенные, ну да бог с ними.
— А кто живет? — Кокосов кивнул на двери.
— Выдающиеся люди. В номере три обитал мсье Коровин…
— Художник? Тот самый?
— В каком то смысле. Художник, да. Обожал рисовать на заборах. Писать на заборах. Вырезать на заборах. Одним словом, маэстро широкого профиля. Впрочем, сейчас его нет давно, он куда то исчез года как полтора. В номере четвертом живут старушки, фамилий их не знаю, поэтому лучше нам сейчас пройти на третий этаж, где я провел свое счастливое детство. Идем, тут уже рядом.
