Александр Розов - Innominatum. Неназываемое
— Вот не надо про PR! — возразила девушка-репортер, — как раз из-за этой истории, PR получился отвратительный! На TV всплыла тема о нацистской базе-211 «Оазис»!
— Про это и раньше были телефильмы, — сказал Поллак, — я могу тебе показать.
— Лучше покажи летающую тарелку, — иронично ответила Леонор. — между прочим, Фарриган обещал показать прессе тот «Kugelblitz», который фигурирует на видео.
— Он обещал показать аналогичный аппарат, — поправил ее Харрис.
— Понятно, — она кивнула, — тот аппарат сбили, и его уже не покажешь. Но где аналог, обещанный прессе? Вместо того, чтобы выполнить свое обещание, Берген Фарриган улетел на Занзибар, якобы, там какое-то мероприятие у его старых друзей. Надо же!
Харри Харрис утвердительно кивнул.
— Да, Большой Бонго улетел на Занзибар, но он человек слова, так что он попросил нас продемонстрировать летающую тарелку репортерам, если найдутся заинтересованные.
— Я нашлась, — сказала Леонор, — и что дальше?
— Дальше… — Харрис повернулся к Поллаку, — Марк, если тебя не слишком затруднит, подгони сюда одну из летающих тарелок. У нас должно быть на ходу две единицы.
— Я прилечу на машинке «Fliegenpilz» через десять минут, — пообещал компьютерный механик, быстро встал из-за стола, перепрыгнул через ограждение, и исчез за углом.
— «Fliegenpilz», — пояснил Ошлбен, — это наша машинка, аналогичная Focke-Wulf 500 «Kugelblitz». Все, как обещано. Мы снимаем в кино реальные вещи, прикинь?
Леонор Миллз проворно поймала палочками несколько китайских пельменей, затем прожевала их в некоторой задумчивости и произнесла:
— Допустим, я окажусь первым репортером, который увидит летающую тарелку.
— Ты точно окажешься, — Олюен улыбнулся.
— Я поверю, когда увижу, — сказала она, — И кстати, почему ваша команда старается воспроизвести на съемочной площадке натуру фильма, именно как что-то цельное. Например, эта улица, например. Не декорации для киносъемки, а скорее маленький тематический луна-парк.
— Так надо для достоверности, — ответил Харрис.
— Но, большая часть этого, видимо, не попадает в кадр, — резонно предположила она.
— Достоверность игровой площадки, — пояснил он, — необходима для актеров. Так мы достигаем эффекта погружения в сюжет. Ты испытала это на себе. Ты вела себя так естественно, как будто все происходит на самом деле. Разумеется, ты сомневалась в реальности происходящего, но ведь в жизни бывают ситуации, когда мы думаем: «О, проклятье, не может быть, что это на самом деле!». Можно сказать, что уверенность в достоверности окружающего мира никогда не бывает стопроцентной. Она колеблется между полста и ста процентами, а в очень странных ситуациях падает ниже полста. В пространстве игровой площадки мы достигаем, по моим оценкам примерно тридцати процентов доверия к сценической реальности, и этого достаточно, чтобы человек, не читавший сценарий, вел себя, тем не менее, так, как надо по этому сценарию.
— Опять философия Большого Бонго? — спросила Леонор.
— Да, — Харрис улыбнулся и уточнил, — Практическая, прикладная кино-философия.
— Практическая… — повторила она, — А на Долаке ваша команда доверяла реальности происходящего, и если да, то на сколько процентов?
Возникла пауза. Харрис повернулся к Фокси.
— Что бы ты на это ответила?
— Трудно сказать, — призналась спец-менеджер, — наверное, пятьдесят на пятьдесят. Я пытаюсь вспомнить свои ощущения, когда произошел огневой контакт с наемниками наркомафии. Мне субъективно казалось, что я на полевых учениях телохранителей.
— Фокси профессиональный телохранитель, — пояснил Олбен, — потому, наверное, и ассоциации такие. А вот я — отставной военный, и поэтому я чувствовал себя, как на ближневосточной войне. На войне не совсем веришь в происходящее, хотя оно там настолько реальное, что реальнее некуда. Просто мозг защищается, уговаривая себя: «Спокойно, парень, это просто игра, вроде пейнтбола. Не зевай, и все будет хорошо».
— А я не успела понять свои ощущения, — сказал Инге, — просто мы угодили в ситуацию, когда надо было стрелять, и я стреляла.
— Ты классная девчонка, — Тедди похлопал ее по спине, — Тебе для правильного настроя достаточно знать, что ты на той стороне, на какой надо.
— А тебе? — спросила она.
— Я ведь немного буддист, — каскадер пожал плечами, — а в буддизме нет такого четкого разделения на реальность и иллюзию, на внешнее и внутреннее… Все призрачно.
— Называется, ответил, — буркнула Инге.
— Ясно, что ничего не ясно, — подвела промежуточный итог девушка-репортер, — но вот парадокс, который я сформулировала. Вся ваша команда, и участники массовок играют, погружаясь в то, что Харри назвал «сценической реальностью», и вроде бы, результат должен получаться однозначно-достоверный для зрителей киноленты. Но опросы дают разброс мнений о ваших сценах. Одни отвечают, что все реально, как в жизни. Другие — наоборот, что все искусственное и невыразительное. Чем объяснить такой разброс?
Харрис поднял руки и повертел ладонями над головой.
— Этот разброс, Леонор, гораздо глубже. Он не в мнениях, а в сознании. Многие люди полагают, что за рамками их привычного уклада жизни лежит то, что они видят по TV, когда включают новости или кино. Ты ведь понимаешь, Леонор, что все TV-новости производятся на «фабрике грез», по той же технологии, что и художественные ленты.
— Ну, это ты хватил через край! — импульсивно воскликнула она.
— Леонор, — вмешался Олбен, — ты ведь репортер, и ты наверняка знаешь, как делаются новостные блоки о военных операциях против пиратов, мафиози или экстремистов.
— Ну, вообще то… — девушка-репортер вздохнула, — да, там с реальностью проблемы.
— Честно говоря, — продолжил Харрис, — мы в команде раньше не очень задумывались о сходстве новостных программ с игровым кино, пока не сцепились по этому поводу с интересным парнем, оператором «Iron Star» из команды Большого Бонго.
— Джимми Декстон отличный парень, — поддержала Инге, — хотя, у него тоже какие-то буддистские взгляды, примерно как у Тедди, который тоже отличный парень.
— У Джимми, — поправил Тедди Бруно, — не то, чтобы буддистские взгляды, а скорее икстланские, по Кастанеде. У Кастанеды есть интересная мысль: «Повседневный мир существует только потому, что мы знаем, как удерживать его образы». Как-то так…
— Очень в тему! — одобрил Харрис, — так вот, Джимми четко провел идею о том, что в кинематографе создается и поддерживается не иллюзия, а реальность. В литературе, поставляющей фабулы, лучшей реальностью считается шизоид, а в кино — гламур. В результате, на экраны выплескивается море шизоидного гламура.
