Пола Вольски - Сумеречные врата
Он едва замечал ее. Не отпуская пережатую артерию, велел:
— Оторви полосу от юбки и найди мне деревяшку с палец толщиной.
Цизетта выполнила приказ, и Ренилл быстро наложил жгут. Кровотечение более или менее удалось остановить, но раненый нуждался в безотлагательной медицинской помощи.
— Теперь надо перенести его в БЗ.
— Но, Ренилл, не могу же я его нести!
— Нет. — А вот Джатонди смогла бы, ручаюсь, хотя она гораздо меньше тебя ростом. Нелепая, неуместная мысль. — Шевелись, найди мужчину посильнее.
Такое задание оказалось ей по силам. Поднявшись, девушка окинула взглядом разгромленный зал, высмотрела подходящую цель и пошла в наступление. Через несколько секунд она вернулась с захваченным в плен Факвенцем Зувиллем.
Они вынесли Шивокса из зала по коридору и центральной лестнице во двор. Цизетта изливала непрекращающийся поток причитаний, промокала ссадину на лбу раненого носовым платочком, тоненько всхлипывала. Ренилл едва слышал ее. Земля под ногами была изрыта взрывами, рассечена траншеями, завалена разнообразным мусором. Чуть оступиться — и Шивокс окажется в канаве. Не то чтобы Ренилл так уж стал бы оплакивать гибель второго секретаря, однако в эти дни жизнь любого вонарца в резиденции дорого стоила. Во дворе невыносимо воняло, потому что уборные, выкопанные с началом осады, успели переполниться, и к их запаху прибавлялось зловоние нескольких разлагающихся трупов животных, но Ренилл уже научился спокойно переносить подобные неудобства. К тому же его внимание привлекло другое обстоятельство: он прислушивался к доносившемуся из-за стены шуму.
Голоса авескийцев дружно гремели, как видно, радуясь удачному попаданию в бальный зал. Ренилл узнал напев прежде, чем разобрал слова Великого Гимна Аону. Горожанами, собравшимися под стеной, правили Сыны.
Ренилл взглянул на Зувилля, но тот ничего не замечал. А Цизетта, конечно, никогда не слыхала этого мотива, да и по-кандерулезски не знала ни слова.
Преодолев раскаленный, зловонный двор, они оказались на пороге банкетного зала, и здесь Цизетта остановилась.
— Не могу я туда войти, — пролепетала она. — Извините, но я не могу. Не думай обо мне плохо, Ренилл.
— Нет смысла рисковать заразиться, и Шивокс, конечно, понял бы тебя, — коротко заверил ее Ренилл.
— Это как раз то, о чем я подумала! Только… только… не знаю, как-то это… О, Ренилл, ты может быть поймешь, ты разберешься в моих странных чувствах, ты ведь старше меня и умнее. Ты такой необыкновенный, ты мог бы объяснить мне — меня…
— Как-нибудь в другой раз.
Они внесли Шивокса в зловонный полумрак банкетного зала. К удивлению Ренилла, Цизетта вошла следом.
В сравнении с госпиталем, вонь во дворе казалась утренней свежестью. Все бы еще ничего, если бы они догадались открыть двери и окна. А так ядовитые испарения смешивались, усиливая друг друга в геометрической прогрессии.
— Фу… — Цизетта закашлялась.
Здесь недавно производили окуривание и ядовитая вонь почти заглушила привычные запахи болезни, смерти и разложения.
Женщина из вспомогательного отряда БЗ — помощница мадам Зувилль — выбежала им навстречу, коротко взглянула на Шивокса и распорядилась:
— Кладите сюда.
Она указала на соломенный тюфяк на полу между двумя холерными больными. Наверняка это место освободилось всего несколько часов, а то и минут, назад.
Они опустили Шивокса на тюфяк, и сиделка ушла. Цизетта зажимала рот ладонью.
— Я… я не могу, — задыхаясь, выговорила она. Рениллу вдруг стало интересно, что она будет делать.
— Все равно я ничем не могу ему помочь, — довольно разумно заметила девушка. — Ничем. Чего ты от меня ждешь?
— Ничего, — честно признался Ренилл.
— О, ты считаешь меня ничтожеством! Ты всегда так думал!
— Никто не осуждает тебя, Цизетта. Успокойся и подумай…
— Я думаю, что ты осуждаешь меня и презираешь! Я не заслуживаю такого отношения, Ренилл! Это несправедливо. Кто ты такой, чтоб судить меня? Ну, кто ты такой?!
— Я никогда не говорил…
— Конечно, ты не говорил! Зато показывал каждым словом, каждым взглядом! Сам-то ты — совершенство, остальные даже не достойны чистить тебе сапоги! Ты на всех и на все смотришь сверху вниз, а в особенности, на меня! Такой уж ты особенный!
— Чепуха. И будь добра, говори потише.
— А, теперь я должна притворяться равнодушной?
— Хватит! — Ученица мадам Зувилль возвратилась и привела с собой замотанного врача. — Здесь госпиталь, а не кабак. Если вам нужно поругаться, выйдите за дверь.
— Отлично, я ухожу! — объявила Цизетта. — Видишь, Ренилл, я ухожу потому, что меня гонят, а не потому, что сама захотела. Но ты, конечно, все равно будешь меня винить!
Не дожидаясь ответа, она вылетела за дверь.
— Шивокс выкарабкается? — спросил Ренилл у доктора.
— В обычных условиях, при надлежащем лечении, почти наверняка выжил бы. А так… — доктор выразительно пожал плечами и занялся раненым.
— Моя жена где-то здесь? — спросил Зувилль у сиделки.
— Нет, — отозвалась женщина. — Она сейчас па стене с дамами из стрелкового отряда.
— Как обычно. Я не вижу ее целыми днями, — вздохнул Зувилль.
— Ваша жена — удивительная женщина.
— В самом деле. Кажется, она наконец нашла здесь свое призвание. Иногда я подозреваю, что окончание осады огорчит ее.
— Кончится ли когда-нибудь эта осада? — усомнилась сиделка.
— Наверняка, мадам, — утешил ее Зувилль, — Так или иначе, но кончится.
Может быть, скорее, чем вы думаете, — подумал . Вслух он ничего не сказал.
— Ну, в чем дело? — нетерпеливо спросил во Трунир Протектор был небрит, грязен, измучен и выглядел больным. Характер его, никогда не отличавшийся сдержанностью, за эти дни сильно испортился.
Говорить следовало кратко.
— Прежде всего я хотел бы знать, есть ли новости о Восемнадцатой, — начал Ренилл.
— Сегодня утром получено сообщение с почтовым голубем, и новости обнадеживают. Восемнадцатая выступила, хотя ее продвижение задерживается постоянными стычками с мятежниками. Тем не менее, они идут, и есть все основания надеяться, что .будут здесь через три дня, а может быть, и раньше.
— Вероятно, они придут слишком поздно, протектор.
— Почему?
— Думаю, зулайсанцы начнут штурм на рассвете, если не раньше.
— Почему вы так считаете? В прошлый раз вы основывались на какой-то астрологической ерунде, однако оказались правы. Что у вас теперь?
— Великий Гимн, — объяснил Ренилл.
— Что-что?
— Великий Гимн богу Аону. На улице поют гимн, а значит, толпу направляют ВайПрадхи. Сыны обычно несколько часов тратят на то, чтобы подогреть своих последователей до самоубийственного экстаза, прежде чем начать атаку.
