Виктория Дьякова - Камни Юсуфа
В общем, отверстие оказалось не таким уж маленьким. Ужавшись во всех мыслимых и немыслимых местах насколько можно, Вите удалось пролезть в него без лишнего шума. Де Армес тут же сунул ему в руки пучки трав и пакетики с какой-то требухой. Их надо было привешивать к лошадям. Почувствовав чужаков, лошади заволновались.
Витя, как мог, старался не шуметь, но все-таки неловким движением сбил привешенную к стене сбрую. Она упала, звякнув бубенцами. Одна из лошадей заржала. Ворота конюшни стали отпирать, донеслись голоса стражников. Быстро рассовав куда попало оставшиеся зелья, де Армес локтем толкнул Витю обратно к лазу. Чтобы тот не застрял, подтолкнул еще раз сзади, и Витя вылетел на середину двора, как пробка из бутылки шампанского под Новый год, только пены не было.
Потирая ушибленные места, Растопченко тут же вскочил и спрятался за покосившимся сарайчиком, напоминающим дачный туалет. Здесь и нашел его де Армес.
Некоторое время они сидели, прислушиваясь. В стойлах все было тихо. Стражники, походив с факелами между лошадьми, ничего не заметили и снова закрыли конюшню. Де Армес торжествующе стукнул Витю по плечу и так же перебежками направился к потайному ходу.
Когда они снова вылезли наружу и, быстро миновав площадь перед дворцом, поспешили вон из Слободы, Витя обернулся на дворец.
На втором этаже в правом крыле в окнах горел свет и доносились удалые песни. Наверное, именно там пировал Андомский князь.
Обратно шли быстро, но с оглядкой. Московский тракт окружали глухие темные леса, в которых бродило немало шальных людишек. Да кому есть дело до двух нищих монахов-странников? К рассвету вернулись в дом купца Лопатина, который стал теперь центром подготовки к основному и завершающему мероприятию — венчанию. Витя валился с ног от усталости. Соснуть бы часок, но даже перекусить было некогда…
Венчание назначили на десять утра, и забот хватало. Машка-Козлиха встретила его сногсшибательной новостью. Оказывается, как только Витя и де Армес ушли в Слободу, в дом Шелешпанских нагрянули царские телохранители и увезли в тюрьму князя Афанасия с матушкой по неизвестному навету. Княгиня Ирина Андреевна в большом горе, а князь Никита Романович собирается завтра челом бить государю об освобождении брата. Весть принесла Лукинична, прибежавшая из дома Шелешпанских на подмогу к подружке. Однако размышлять обо всем этом у Вити пока времени не было. Солнце уже вставало. Машка-Козлиха с Лукиничной принялись наряжать невесту.
Ее одевали во все белое, обильно обвешивая жемчугами. Голову невесты украсили венцом в форме белоснежного парящего лебедя, сплошь усыпанным алмазами. За два часа до венчания прибыл свадебный поезд жениха. Тысяцким у него был Басманов, посаженным отцом — князь Вяземский.
По традиции, впереди поезда шли женщины-плясицы, которые танцевали и пели свадебные песни. За ними каравайники несли на полках, обшитых богатыми матерями, свадебные караваи. Далее следовали свечники и фонарщики. Свечи были массивные, в два, а то и в три пуда весом, потому несли их по двое. Украшены они были серебряными и золотыми обручами, а также бархатными кошельками, символами будущего благополучия. Среди прочих несли обручальные свечи и богоявленскую свечу, которой положено было зажигать брачные огни.
К прибытию Андомы невесту вывели в празднично убранную залу, где было устроено место для нее с женихом. Лицо ее, согласно обычаю, было закрыто тонкой шелковой шалью. Машка-Козлиха перед самым выходом дала Ксении глотнуть успокоительного отвару, но немного, чтобы хватило до церкви, не больше.
Вся свадебная свита состояла из вновь нанятых слуг, разодетых в атлас и бархат, которым заплатили за участие в празднике.
Один из них, дружка невесты, держал за спиной девушки осыпало, — большую металлическую мису, в которой в трех углах лежали хмель, собольи меха, шитые золотом платки и червонцы.
Когда Ксению вели в залу, двое слуг предшествовали ей, держа путь, чтобы никто не перешел ей дороги. За ней шли две женщины постарше, приглашенные Козлихой, которая исполняла роль главной свахи. Сидячие боярыни, как их называли, также составлявшие чин невесты, держали в руках по мисе и по блюду. На одном блюде лежала кика, головной убор замужней женщины со всеми принадлежностями — волосником, гребешком, поздатыльником — и стояла чарка с разведенным в вине медом. На другом блюде дожидались своего часа убрусы, предназначенные для раздачи гостям.
По бокам стола встали каравайники, свечники и фонарщики, прибывшие с женихом. Ксению усадили на место, выстеленное, по правилам, сорока соболиными шкурами. А рядом с ней, к немалому его удивлению, Козлиха попросила сесть Витю. Оказывается, так было положено, чтобы жених потом «выкупал» свое место у постороннего лица.
Все чины со стороны невесты расселись по отведенным им местам. Тогда Захарка-Паук, на правах отца невесты, послал дружку к жениху, ожидавшему в передней, с известием, что время тому идти по невесту. Князь Андомский в сопровождении Басманова и Вяземского вошел в залу. За ними следовали жениховы поезжане, состоявшие в основном из его товарищей по службе.
На князе был все тот же ярко-зеленый кафтан, украшенный топазами. После бессонной ночи, проведенной в гуляний с друзьями, Голенище был бледен и выглядел не очень свежим. Подойдя к месту, где сидел Витя, он протянул ему несколько мелких монет. Сообразив, что надо взять монеты и уступить место, Витя сделал все, как требовалось. Князь Андомский сел рядом с Ксенией, на одну с ней подушку. По чину далее следовало откушать. Едва поставили блюда первого кушанья, священник, прибывший с женихом, зычно, прочитал «Отче наш», после чего сваха-Козлиха попросила у отца невесты разрешения и благословения «невесту чесать и крутить».
— Благослови Бог! — чинно ответил Захарка-Паук.
От богоявленской свечи зажгли свадебные свечи. Служки натянули кусок тафты между женихом и невестой. На тафте был нашит крест, чтобы жених со своими поезжанами не могли видеть лица невесты. Сняв с Ксении венец, символ девичества, Машка-Козлиха быстро свила ей волосы, помахав для виду омоченным в чарке с вином гребнем, одела на голову волосник, кику и подзатыльник, а заодно, для уверенности, дала еще хлебнуть отвару. Потом снова закрыла ее покрывалом.
Тафту убрали, а свахе поднесли мису с осыпалом. Она осыпала жениха и невесту, обмахнула их сорока соболями. Боярыни и девицы снова запели свадебные песни, а Козлиха осыпала гостей тем, что было у нее в мисе: монетами, хмелем, украшениями.
Гости хватали на лету, кому что попадет.
Тем временем подавали второе блюдо, за ним — третье. Наконец сваха испросила разрешения у отца невесты вести молодых к венцу.
