Сергей Щеглов - Часовой Армагеддона
Собеседование.
Все, что я говорю, имеет для Донована огромное значение. Он контролирует каждое свое слово и все свои высказывания строит так, чтобы у меня не было очевидного ответа. Каждая фраза — выбор. Профессионал чертов…
Валентин почувствовал себя полным идиотом. Вот как надо с Обручем работать! Что же сейчас спросить? Может быть, надо подхватить кость и с горящими глазами вопрошать — что такое с Зангом? С кем были предыдущие случаи?
Хрен вам. Есть вещи поважнее.
— Во-вторых, — стараясь говорить спокойно, произнес Валентин. — Вы знаете о возможности воздействовать на других людей с помощью Обруча?
— Разумеется, — улыбнулся Донован. — Фактически, я узнал об этом уже на третий день работы с талисманом. А на четвертый выбрал свою теперешнюю специальность.
На третий день?! Валентин покачал головой. Он почувствовал себя полным ничтожеством. Десять лет гвозди микроскопом забивать… И ничего удивительного, что этот Донован в магии не силен — зачем? Он же любого может заставить делать что хочешь.
Представив себе это могущество, Валентин поежился. Черт возьми, ведь он действительно может меня устранить! Невзирая на Шкатулку. Я вон сразу трех тальменов пришиб, в первый же день использования Обруча по назначению!
— Э-э… в третьих, — выдавил Валентин. — Вы считаете нормальным использовать Обруча по отношению к гражданам Эбо?
Донован погладил пухлыми пальцами лежащий перед ним талисман.
— Кажется, мы добрались до настоящих вопросов, — сказал он без своей обычной улыбки. — Помните, как предавали анафеме арбалеты? Как Максим считал свой пулемет великим умиротворителем, а Нобель возлагал те же надежды на динамит? Как запрещались химическое, ядерное и психотронное оружие? Ах да, — Донован наконец улыбнулся, — последнего вы, скорее всего, не застали. Ну так поверьте мне на слово: людям свойственно видеть причину зла в технических средствах. Это вполне естественно, ведь иначе им пришлось бы обвинять самих себя!
Ага, сообразил Валентин. Кажется, я догадываюсь, куда он выруливает. Мол, все от человека зависит.
— Между тем, — продолжил Донован, — ружье в руках приятеля наверняка испугает вас куда меньше, чем палка в руках бандита. У вас в мешке самое мощное оружие этого мира, но я спокойно беседую с вами на отвлеченные темы; в то же время одного нашего общего знакомого я счел за благо обойти стороной. Хотя он вообще не был вооружен.
— Просто очень опасен, — хмыкнул Валентин. — Вы правы: все зависит от человека. Но все равно, мне как-то не по себе при мысли, что кто-то может залезть мне в голову и заставить делать все, что захочет.
— Согласитесь, — произнес Донован, — что само это «все, что захочет» тоже зависит от человека. То, что захочу я, может сильно отличаться от того, что захочет, скажем, Георг Великолепный.
— Откуда я знаю, — усмехнулся Валентин, — что именно придет вам в голову?
— Браво! — Донован хлопнул в ладоши. — Вы рассуждаете совсем как безопасник!
— То есть? — не понял Валентин.
— То есть, — пояснил Донован, — если бы вы знали, что именно может прийти мне в голову, вы были бы спокойны?
Валентин почесал в затылке. Вообще-то, подумал он, таким ученым беседам лучше предаваться на свежую голову. Я как-никак с пяти утра на ногах.
Был бы я спокоен, скажем, если бы знал, что Донован сидит у меня в голове строго на подстраховке? Или подглядывает за мной, как Стелла в визомон?
Валентин пожал плечами. Надо же, как все просто. Оказывается, все это — вопрос привычки.
— Пожалуй, да, — согласился он. — Все дело в том, у кого талисман и зачем. Вот только как мне узнать, что у вас на уме?
Раз Штирлиц молчит, вспомнилось Валентину, значит, думает, а раз думает, значит, какую-нибудь гадость задумал. Впрочем, Донован-то как раз непрерывно говорит…
— Обычно для этого требуется несколько лет, — улыбнулся Донован. — Но у нас с вами есть более простой вариант. Наденьте Обруч.
Глава 18.
Но никто из нас не выйдет
отсюда живым…
Валентин посмотрел на талисман. Этот Обруч слегка отличался от его собственного. Хрусталь местами пронизывали тонкие золотистые полоски, придавая кольцу желтоватый оттенок. С одной стороны они сгущались, образуя золотой шарик. Похоже, этот шарик должен располагаться на лбу, решил Валентин.
Он наклонился вперед и взял Обруч в руки. С усилием поднял его — весил обруч ничуть не меньше его собственного — и надел на голову. Откинулся в кресле, ожидая привычного головокружения.
Обруч стал невесомым, а тело — неожиданно легким. Головокружение прошло почти мгновенно; Валентин прикрыл глаза и задержал дыхание, давая образам прошлого проникнуть в сознание.
Валентин немного волновался. Как-никак, он в первый раз работал с чужим талисманом; опять же эти золотые полоски и шарик на лбу. Однако все прошло совершенно нормально. Он увидел комнату глазами Дианы — и прежде всего самого себя, пьяного, с нелепо растопыренными руками, ловящего диковинную бутыль, — почувствовал ее раздражение и отчаяние, нестерпимое желание покончить с этим, сейчас же, любой ценой — и поспешно открыл глаза, прерывая слишком живой контакт.
Обруч Донована работал куда лучше его собственного. Валентин отметил легкость, с которой он вошел в незнакомое прежде сознание. Скорее всего, решил он, этот обруч предназначен для работы на больших расстояниях. Повезло Доновану.
Ну что ж…
Валентин ощутил что-то похожее на страх. Лезть англичанину под черепушку ему совсем не хотелось. Черт знает, что там может обнаружиться. Безопасность, как-никак.
Но — надо.
Донован кивнул, приглашая.
Валентин прикрыл глаза и потянулся к англичанину.
Контакт установился мгновенно — как будто Обруч узнал прежнего хозяина. Валентин снова увидел себя — сидящего на краешке кресла, со сдвинутыми бровями и плотно сжатыми губами, — ощутил приятное тепло в теле, легкую расслабленность, пошевелил скрещенными на животе пальцами и сказал:
— Ну как, нравится?
Сидящий напротив Валентин Шеллер слегка вздрогнул. Валентин понял, что последнюю фразу произнес Донован, а не он. Слияние с чужим сознанием было настолько полным, что Валентин совершенно растерялся. Вот уж действительно — это кто тут мои мысли думает…
— Ничего, привыкните, — добродушно произнес Донован, и Валентин наконец уловил его внутренние образы. Сейчас Донован вспомнил собственные упражнения с Обручем — как он подсматривал за карабкающейся по отвесной скале женщиной. У Валентина просто дух захватило от страха — а Донован, напротив, мечтательно закатил глаза. В том эпизоде многолетней давности англичанин был куда моложе, и взбиравшаяся по склону альпинистка была его любовницей.
