Андрей Стерхов - Атака неудачника
— Трудно сказать про что, — задумался я. — Знаешь… Пожалуй, не смогу сказать про что. Могу только сказать, о чём. О взаимоотношениях человеческих. Впрочем, как и всегда у Джармуша.
— О, о, о, — пропела Лера. — Выходит, парни слямзили сюжет у самого Джармуша?
Я кивнул:
— И даже глазом черти не моргнули.
— Осуждаете?
— Ни разу. Пофиг. Только одно скажу: у ребят отличный вкус, правильные фильмы смотрят. Хотя чему тут удивляться: надо же им, звёздно-талантливым, как-то предохранять себя от собственных перехлёстов.
Реакция Леры на мои ничего, в общем-то, незначащие слова, была не совсем неадекватной. Она вдруг резко вырубила телевизор, отбросила в сторону пульт и запричитала:
— Они талантливые, они известные, они крутые, они звёзды, а я… А я… А я бездарная серая мышь. Вот. Даже не мышь, а мышка. Даже не мышка, а… Никто. Вот. Никто. Никто-никто-никто. Никто я и звать меня никак.
Вынесла себе приговор, перевернулась на живот и уткнулась в подушку.
Это был срыв.
Но этот был ещё не срыв в пропасть.
— Всё сказала? — спросил я.
— Всё, — ответила она, не отрывая лица от подушки.
— Теперь я скажу. Готова выслушать?
Девушка промолчала.
— Готова, спрашиваю? — вызверился я.
— Ну, — буркнула она.
— Хочешь быть кем-то из немногих?
— Допустим.
— Будь.
— Не получится, — выдержав долгую паузу, заявила она.
— Почему это? — поинтересовался я.
— Не получится и всё.
— А пробовала?
— Пробовала. Не получилось. И не получится.
Я не стал спорить:
— Ну не получится, и не получится. Ничего страшного. Как говорит одна моя добрая знакомая, для женщины главное не кем быть, а с кем быть.
— Точно. — Лера резко перевернулась и села. — Очень точно сказано. Только и тут, шеф, у меня полный облом. Полнейший. Никто меня не любит, никто не приголубит, никому я нафиг не нужна. Вот.
— Уверена?
— Больше чем.
Жалко ей саму себя, подумал я. Утешение выпрашивает.
И хотя сочувствовал ей всей душой, подыгрывать не стал, сказал как можно спокойней:
— Ну не нужна и не нужна. Бывает. Сейчас не нужна, а потом раз, и станешь нужна.
Лицо Лера стало отрешённо-серьёзным.
— Потом? Хорошее слово «потом». Удобное. А сейчас что мне делать? Что мне делать сейчас? А, шеф?
— Что все в таких случаях делают, то и ты делай. — Сведя ладони, я показал крышу у себя над головой. — Затаись на время в домике, береги себя и слушай Боба Марли. Живи потихоньку да полегоньку.
— Для чего?
Началось, подумал я, сейчас начнём смысл жизни выискать.
И не желая мусолить сказку про белого бычка, попытался пресечь гнилой заход на корню:
— «Для чего?» — это, Лера, правильный вопрос, но не актуальный. Актуальный — «как»?
— Да? — Она моргнула несколько раз. — Может быть. Ну и как же?
— Мужественно. Рассчитывая на лучший исход и счастливое будущее.
Лера станцевала на попе макарену:
— Ах, ах, какие, шеф, громкие слова. Будущее… Счастливое… Знать бы ещё, что это такое. — Она подёргала меня за рукав. — Что такое счастье? А, шеф? Вы умный, наверняка знаете. Что это? Что это есть такое и с чем его едят? А, шеф?
И уставилась на меня глазёнками встревоженного зверька.
— Счастье? — Я задумался и из миллиарда готовых формул выбрал такую: — Счастье, детка, это заслуженная радость от осознания собственного существования и великолепных возможностей, которые оно открывает.
Уже в процессе произнесения этой умной умности, сумел сообразить, что со всей дури луплю по пустоте. Смутился, но виду не подал и тут же заметил назидательно:
— Вообще-то, Лера, взрослой женщине негоже задаваться столь подлыми вопросами. Что есть счастье? В чём жизни смысл? Кто виноват? Что делать? Поиск ответов на эти вопросы — прерогатива мужчин. Исключительно. Да и то не всех, а лишь особо одарённых. Таких, знаешь, из интеллектуального гетто.
— А почему это женщинам нельзя? — тряхнула Лера чёлкой. Насупилась и затрещала с нарастающим гневом: — Потому что тупые поголовно? Да, шеф? Так, что ли? А блондинки вообще тупее всех тупых? Да? Так выходит?
— Я так не говорил. И ты так не говори.
— Тогда объясните, а то… А то обижусь. Вот.
— Объяснить? Да запросто. Слушай сюда и не говори потом, что не слышала. Слушай, как я считаю. Слушай. Женщине не стоит думать о смысле жизни, не потому что у неё ума нет, вовсе нет, а потому что женщина это и есть сама жизнь во всех её проявлениях и со всем бесконечным набором её смыслов. Понимаешь о чём я?
— Туманно говорите, шеф, — призналась Лера, — не врубаюсь пока.
— Не врубаешься? Странно. А я-то думал… Ладно, как бы тебе тогда… — Я задумался. — Женщина, она… она… она ведь… — Понимание сути никак не хотело вылиться в простые и ясные слова, вдохновение предало-продало меня, я помучался-помучался, поблеял, помычал, и в конце концов сдался: — Блин, блин, блин. Не знаю, как объяснить. Трудно. Не умею. Таланту нет. Слов не хватает. Извини.
— Вот так всегда, — вздохнула Лера. — Нет слов. Слов нет и смысла нет.
И замолчала.
А я практически на физическом уровне, всеми фибрами своими и жабрами ощутил, как её сознание начинает затягивать та жуткая воронка, куда рано или поздно, схлопнувшись в точку, устремиться всё сущее. Как, постепенно теряя волю к жизни, начинает моя девонька предчувствовать скорое освобождение. Как близко подошла она к тому, чтобы отбросить постылую телесность, превратиться в светлый журчащий ручеёк и влиться в лучезарный поток небытия. Почувствовал я всё это, здорово разозлился, прежде всего, конечно, на себя, и рубанул:
— Давай кончай нудить. Раскисла, понимаешь. Повод нашла. Нет повода. Нету его. Потому что ты баба, а не мужик. Баба. А раз баба, значит, когда-нибудь да понесёшь. По любви ли, по залёту — не важно. Главное — понесёшь. А потом ребятёнка родишь. Девку или парня. Или, даст бог, сразу несколько. А как родишь, так и обретёшь ответы. Все проклятые вопросы снимутся тогда одним махом. Фьють, и как и не было их.
Тут я не пожалел Силы одного из заряженных колец и сотворил из ничего цветок одуванчика. Повертел в руке, дал ему состариться, а когда яичная желтизна сменилась сединой, взял, да и — фу-у-у — сдул все эти парашютики.
Смотрела Лера на то, как разлетаются эти воздушные штучки по комнате, моргала ресницами и повторяла:
— Как это? Как? А? Как это?
То был шок от столкновения с чем-то совершенно невиданным. Мне уже ни раз и ни два приходилось встречаться с подобной реакцией. Но вот дальше…
На лице девушки появилась такая беззащитность, что меня с головой накрыла волна жалости. Не выдержав, я потянулся и провёл рукой по её волосам, погладил дурочку. А она вдруг ухватила мою руку, притянула к лицу и ткнулась носом в ладонь. Спрятаться, видать, решила от страшного и неуютного мира.
