Юлия Галанина - Мельин и другие места
Надо было идти — невозмутимо пояснил мохнач. — нельзя оставаться. Плохо.
Почему ты выручаешь меня? — задала девочка давно мучивший ее вопрос. Папридой молчал, прятал глаза. Если бы речь шла о человеческой девченке, Нинка готова была бы поспорить, что та стесняется. Кстати….. — «Ты кто, девочка или мальчик?» — странно спрашивать об этом, но под этим мехом…, да и кто их папридоев разберет!
«— Девочка. Ама». — стеснению мохнашки не было предела, она даже заскребла передними лапами перед мордой, что должно было соответствовать человечьему ковырянию ногой земли.
«— И я девочка» обрадовалась ее собеседница Нинка.
Ночью они спали рядом. Шерстистый бок папридоя грел не хуже печки. Нинка зарывалась в шелковистый мех и чувствовала себя уютно и безопасно. Зверь дышал ровно, посапывая с присвистом, морда выражала довольство. Его сердце под толстым слоем мускулов и шкуры бухало как добрый кузнечный молот: тук — тук, тук — тук. Под эти звуки девочка начала засыпать; только временами ей казалось, что стучит не один молот, а сразу два.
Лето семимильными шагами спешило навстречу осени: по утрам холод чувствительно покусывал за нос и кончики пальцев. Осенние паучки-трудяги развесили свою паутину под венчиками заколосившихся трав, над зеленым ковром мха. Роса алмазной пылью оседала на них; придавая невиданное великолепие этим навесным мостикам и роскошным садам, в которых так любили танцевать духи стихий.
Одно из этих маленьких настырных и пролазливых созданий заметило странную парочку:
— «Сюда, скорее» — созывал дух своих товарищей, и его оранжевый огонек метался из стороны в сторону.
Тут же место ночлега девочки и папридоя расцвело чуть ли не сотней блуждающих огоньков.
— «Человеческое дитя, дитя клана» — возбужденно трещали они.
— «Рядом со зверем! Немыслимо, невероятно!»
Всплеск их силы разбудил Нинку, буквально подбросив ее над землей. Мгновение она осовело хлопала ресницами, но быстро пришла в себя. Духи стихий были капризными, но очень полезными созданиями. Обычно они роились в местах скопления Силы. Если договориться, они могли открыть энергию своей стихии, да и вообще дать массу полезных сведений. Поэтому девочка страшно обрадовалась, увидев обступившие ее огонечки.
— «Стихийнички, миленкие! Как кстати-то!»
— «Ты заблудилась, дитя? Проголодалась?» — вспыхнули и затолпились духи. Как и все магические создания, они остро чувствовали эмоции и теперь буквально купались в волнах искренней Нинкиной радости.
— «Нет миленькие, где мой дом я знаю. Я не могу только понять, почему со мной случилось, то, что случилось, и что мне теперь делать». — И девочка рассказала духам о событиях последних дней.
Огонечки стихийчиков вспыхивали, перемещались, пока наконец не сгруппировались каждый по своему цвету: оранжевые — духи огня; синие, блестевшие как сапфиры, — духи воды; прозрачные как голубая дымка — духи воздуха и зеленые — земли. Ближе всех к Нинке толпились огненные, они-то и стали отвечать на ее вопрос. Их голоса сливались в один, вибрируя словно гул пламени.
— «Ты сплела заклятье» — пели они.
— «Ты приворожила папридоя силой огненной стихии, силой любви, о глупое и невежественное дитя клана. Ты заставила зверя страдать по тебе и мучиться от неразделенного чувства.
— «Ты вплела в наговор силу воздуха» — мерцали прозрачные огоньки. — «И стала нужна ему как воздух. — И как вода» — подхватили сапфировые. — Ибо стал томиться жаждой по тебе, о жестокая девчонка не ведающая что натворила!
— «И силою земли сделала ты наговор вечным, пока шумит лес и зеленеет трава» — осуждающе тянули земляные стихии.
Оглушенная Нинка зажала уши руками. Этого просто не может. Ведь папридой не человек, так не бывает. Или бывает?
Девочка вспомнила все несуразности поведения зверя. Они вполне объяснялись внезапно вспыхнувшей под действием наговора любовью. Ой, что же она наделала. Великий Дух! Что же теперь ей делать? И она задала этот вопрос стихийчикам.
— «Пойти утопиться!» — насмешливо фыркнул ближайший к ней огонек. — А следом за тобой утопится и бедный глупый папридой. И не будет ни каких проблем.
— «А может быть, можно ее расколдовать?» — Нинка опять некстати вспомнила, что ее папридой девочка, Ама. — «Ну в смысле снять приворот?».
— «Такие привороты вечны, дитя» — грустно промолвил крупный зеленый дух земли. — «Они не подвластны действию времени, их нельзя разрушить или снять. Только смерть разлучает связанных ими людей. Прости в твоем случае, человека и зверя.
— «Но я помню, нам рассказывали старшие» — не унималась Нинка — В том клане, который потом весь вымер, Фарси и Марги. Там девочка была, Гризельда; она полюбила мальчика, очень полюбила. Она думала, что навсегда, только она почему-то ему не нравилась. И эта Гризельда так страдала, а потом решила его приворожить. Все у нее получилось, и тот парень, он стал ходить за ней как привязанный. В глаза смотрел, за руку держал, слова всякие хорошие говорил про любовь. Ходил день, два, и три. Сначала Гризельда жутко счастливая была, а потом стало это ее доставать. А тут другой мальчик на нее заглядываться стал. Ну вроде понравилась она ему, сама по себе без приворота. Первому мальчику, приколдованному, это совсем не понравилось. Он сначала ничего, терпел, а потом взял палку и тому по голове, и убил.
— «Старшие поведали вам эту историю, чтобы вы никогда в жизни не пользовались приворотами» — встрял въедливый оранжевый дух огня. — и никогда не ломали жизнь, как свою, так и других. А ты после этого взяла и обрушила любовное колдовство на несчастное животное!
— «Но там дальше говорилось, что вроде можно снять приворот!» — пыталась защититься девочка. — «Ведь когда убийцу хотели изгнать, Мария, ворожея клана, не позволила. Она сказала, что его надо не судить, а лечить. Да я помню, кажется это называется отворот.
— «Как у тебя все легко и просто: полюбила — разлюбила, приворот — отворот» — духи были возмущены. Их огонечки засверкали нестерпимо ярко. — А ты знаешь, что Ама, твой папридой….
Но тут гигантский зверь проснулся, затряс усами и оглушительно чихнул. Стихийчиков разбросало в разные стороны. Пока папридой потягивался и почесывался, Нинка внимательно его разглядывала.
Округлый живот, как пушистый шар на длинных пушистых лапах. И какая-то по детски смешная мохнатая голова, и забавный хвост прутиком. Почему-то девочка думала, что у самки папридоя как и у всякого зверя женского пола, должно быть вымя, но у Амы в самом верху живота выглядывали два соска, совсем похожие на человеческие.
