Вера Камша - Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал
— Дикон! Дикон, смирно… Я иду!
Моро вскидывается на свечку, ржет, молотит по воздуху копытами. Как же его довели! Ничего… Сейчас…
Альдо резко дергается. Синяя нога в сапоге хочет ударить небо, не достает, колотит камень. Раздается хрип. Это не лошадь… Разрубленный Змей, еще не конец!
— Робер! Робер, скорее!
Дик вскакивает, машет руками. Замирают люди, небеса, вечность. Замирает все, кроме смерти. Черной, стремительной, беспощадной. Она остановилась. Заметила. Выбрала.
— Тихо! Дик, тихо!
Отвлечь на себя, на Дракко, на церковников! Поздно… Моро рядом с Диконом. Хватает зубами за плечо ближе к шее, поднимает в воздух, встряхивает, словно норный пес крысу, швыряет вниз, под копыта. Чтобы добить…
Теперь только одно. Грохот… Отдача… Стоящий на четвереньках Дикон и мертвый Моро…
Онемевшая рука сжимает пистолет. Ты попал, ты опять попал. Как у Барсовых Врат. Тогда был просто союзник, просто бириссец, ты его не знал. Ты спасал сына Эгмонта. И теперь тоже…
Осень. Толпа у эшафота, синий прощальный взгляд, уздечка в твоих руках… Ты клялся сохранить. Ты убил… Ты успел вовремя, чтобы спасти Дикона. Ты успел вовремя, чтобы убить Моро…
— Робер! — Дикон поднимается. Он шатается, как пьяный. Он не знает, что только что родился заново. — Альдо… Врача… Скорее!
Врача? Кому? Зачем?
— Монсеньор, я послал за врачом. — Карваль. Как всегда деловит и спокоен. Или нет?
— Правильно. — Нужно подойти и посмотреть. На обоих. Конь мертв, Альдо шевелится. Неужели выживет?
— Монсеньор, — понижает голос Никола, — во имя Создателя, зачем вы приехали?
— Разве непонятно? — Чей это голос? — Я приехал, чтобы убить лошадь.
Часть 4
«ПРАВОСУДИЕ»[8]
Глубина нашей скорби об утрате друзей
сообразна порою не столько их достоинствам,
сколько нашей нужде в этих людях,
а также их высокому мнению о наших добродетелях.
Франсуа де ЛарошфукоГлава 1
Ракана (б. Оллария)
400 год К.С. 6-й день Весенних Ветров
Крови не было. Совсем. Бледность и неподвижность превратили бы Альдо в упавшую статую, если б не скребущие камень пальцы. Сюзерен лежал на влажных плитах даже без плаща и смотрел в небо широко открытыми глазами. Дикон принялся стягивать с себя камзол; стало больно. Очень. Но юноша продолжал то ли расстегивать, то ли рвать тугие петли.
— Оставь! — прикрикнул Мевен. — Его нельзя трогать! Врач уже идет.
Конечно! Тут же брат Анджело, тот, что лечит Катари… Дикон и сам звал врача, когда напал Моро. Мориск-убийца… Теперь Ричард знал, что значат эти слова, но какой страшной ценой. Сколько проболеет сюзерен? Переломов вроде бы нет, но бледность и одышка! Смотреть и то тяжело, а ведь не успей Эпинэ…
— Где он?
Брат Анджело. Опять хмур и недоволен, но свое дело он знает. Грузная серая фигура заслоняет лежащее тело. Рядом Пьетро и Карваль… Коротышка был честен, он пытался остановить государя. Южанин знал лошадей и не знал о Силе Раканов, а она почти предала. Пусть Альдо не сломал шею и не угодил под копыта, но Моро его сбросил у всех на глазах. Катари испугалась и уверилась в своей правоте. Теперь она ничего не скажет, хотя… Крик про браслет Октавии должен что-то значить…
Ричард посмотрел на террасу. Катарина Ариго все еще была там, стояла, вцепившись руками в перила. Солнце играло на волосах, превращая пепел в золото, но женщина вряд ли понимала, что простоволоса. Катари не отрывала глаз от склонившегося над Альдо серого врача. Она молилась за сюзерена, хоть и винила его во многом… Несправедливо винила.
— Доктор, что нужно… делать? — Мевен всего лишь гимнет-капитан, но заговорил с медиком он. Не выдержал молчания Повелителей.
Брат Анджело оставил Альдо и подошел к сгрудившейся возле Моро свите. На ярком свету врач казался старше, чем в прошлый раз, и выглядел усталым и раздосадованным.
— Лука седла попала не совсем в живот, а в правое подреберье, — почти шепотом произнес он. — Я подозреваю разрыв печени и повреждение крупных сосудов…
— Но ведь крови нет, — пробормотал Карваль. — Совсем нет. Как же так?
— Ее и не может быть. — Голос врача окреп, став уверенным и равнодушным. — Кровоизлияние внутреннее, на это указывают все признаки — бледность, испарина, учащенное дыхание. Я бессилен, дети мои. Нам остается лишь молить Создателя…
Пьетро, словно того и ждал, взялся за четки и забормотал по-гальтарски. Язык древнего величия в устах монашка казался кощунством. Мевен сжал кулаки, Карваль опустил голову, Робер даже не шевельнулся. Альдо скрыл от него затею с Моро, потому что не хотел спорить, но кто-то ведь послал за Иноходцем. Наверняка Карваль. Это все, что он мог сделать для своего короля, а все, что успел Робер, — пристрелить убийцу… Ричард Окделл не сделал и этого, хотя мог, должен был убить Моро, едва того привели. Это вызвало бы гнев сюзерена, но спасло бы ему жизнь.
Альдо пошевелился. Он пытался поднять голову, голубые весенние глаза смотрели осмысленно и твердо. Он все еще был государем. Другом. Храбрецом. Он был самым живым из тех, кто толпился вокруг. Неужели ничего нельзя сделать? Можно!
— Алва! — потребовал Ричард. — Пусть приведут Алву… Святой Алан, что вы смотрите? Скорее!
— Ты что? — полушепотом спросил Робер. — Зачем?
— Ворон умеет лечить… Не хуже морисков! Я знаю…
— Лечить Альдо? — с горечью напомнил Иноходец. — Ворон не святой Оноре, и потом… Тут никто ничего не сделает, Дикон. Тут только не трогать. И ждать…
— Алва знает морисские секреты. — Робер давно ни во что не верит. — Он… Он лучший врач, чем этот… этот монах. Приведите Алву!
— Нет, — тихо, но отчетливо произнес сюзерен, — мы не желаем его видеть. Отойдите, вы загораживаете солнце.
Какое чистое лицо — ни ссадины, ни синяка. Это не может быть смертью. Не может!
— Сколько?
Хриплый шепот Мевена и короткий, безжалостный ответ:
— Полчаса, может быть, час.
Один несделанный выстрел, и конец всему! А ведь Катари говорила, умоляла, предупреждала. И Карваль говорил, а они понадеялись на Кэртиану.
— Эпинэ! — позвал Альдо, шаря взглядом по золотым от солнца крышам. Дик оттолкнул монаха и склонился над сюзереном. На чистом лбу выступила испарина, губы стали серо-синюшными.
— Альдо! Альдо, я тут… Тебе что-то нужно?
Лицо сюзерена исказила гримаса.
