Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – оверлорд
Она спросила с сомнением:
– Куртуазнейший… это тоже вы?
– А хто ж ищщо? – удивился я. – Я знаю, как с ледями разговаривать, га-га-га!..
Она села рядом с отцом. Тот вздохнул и сказал через силу:
– Дорогая, сэр Ричард предлагает нам дружбу и взаимопомощь.Армландиянаконец-то объединяется, а это очень большая мощь. Мы остро заинтересованы, чтобы с Армландией у нас был мир. По возможности – дружба.
Она возразила:
– Отец, между нами и землями Армландии, к счастью, непроходимый Орочий Лес! Так что Армландии фактически не существует для нас.
– Сэр Ричард прошел этот Лес, – ответил король со вздохом. – В одиночку. Я чувствую, что с его силой и… теми силами, которые ему подчинены, он вообще очистит его от орков… и всего, что там.
Она посмотрела на меня с сомнением:
– Даже так? Король кивнул:
– Мне так кажется.
– Папа, ты мудр, но на этот раз это слишком смелое допущение.
– Ох, Франка, я уже успеть малость понять сэра Ричарда. Он очистит Лес, если… захочет.
– Очистит ли?
Найтингейл перевел взгляд на меня, я ответил серьезно:
– Лес, хоть и разделяет наши земли, но почти целиком в Армландии. Я чувствую себя оскорбленным, что на моих землях хоть где-то не имею полной власти!
Он посмотрел на дочь:
– Вот видишь? Сэр Ричард обязательно займется Орочьим Лесом. Обязательно! Любой ценой. И наши земли не будет разделять ничто. Даже речушки…
Она посерьезнела, понимает, что все начинается с невинных споров о приграничных землях. Дальше идут оскорбленное достоинство, задетая честь, кровное оскорбление, что может быть смыто только кровью.
– Но если сэр Ричард, – ответила она тем же контролируемым голосом, – предлагает тебе мир и дружбу… разве можно не принять?
Я видел в ее глазах понятную тревогу. Она инстинктивно приблизилась к отцу, я чувствовал их общность, привязанность и взаимное тепло, что вообще-то редкость между родителями и детьми.
Найтингейл посматривал на дочь с любовью и жалостью. Она вздрогнула, когда он произнес:
– Сэр Ричард просит твоей руки.
Она прикусила губу, хотя такое не должно быть неожиданностью, я не первый, кто прикидывает, как укрепить положение с помощью удачной женитьбы. И прекрасно знает, что ее отец при всей любви к ней тоже смотрит на нее, как на ценность, которую надо продать как можно выгоднее. За прочный союз с сильным лордом, за выгодные договора, за доступ к морю, которого пока нет… или к ценным рудникам.
Я смотрел на нее с бесстыдной улыбкой. Король повернулся ко мне всем корпусом.
– Сэр Ричард…
– Да, Ваше Величество?
– Думаю, вам следует попозже поговорить с моей дочерью на эту щекотливую тему. Возможно, вы сами передумаете.
Я изумился.
– Я? Да краше вашей дочери я даже не знаю… разве что одну козу видел в лесу с золотыми рожками. Не лес с рожками, а коза – вся из себя, глаза вот такие, а ноги, ноги!.. Думаю, Ваше Величество, что и ваша дочь от меня в восторге… Позвольте, Ваше Высочество, предложить вам мою мужественную длань? Я куртуазно имею в виду, что вы заглянули сюда не вовремя: Его Величество сейчас готовится принять наедине посла из Ависсы для сепаратных переговоров. Так что нас выставляют обоих…
Она поднялась, сделав вид, что коснулась моей куртуазно согнутой руки длинными изящными пальчиками.СэрЭбервиль,наконец-то пошевелившись, забежал вперед и распахнул перед нами двери.
В коридоре уже переминаются с ноги на ногу двое пышно одетых вельмож: с грубыми обветренными лицами и глазами пройдох. Третий, молодой рыцарь, бледный и с красивым удлиненным лицом, стоит смирно, глаза, как у моего коня: грустные и с длинными ресницами. Я поклонился, вельможи ответили с небрежностью придворных высокого ранга, которым постоянно кланяются. Рыцарь поклонился со всей учтивостью благородного человека к такому же благородному, а на леди Франку посмотрел жадно и тоскующе.
Она бросила ему беглый взгляд, в котором я прочел: не сейчас. Поговорим потом. А пока иди к королю.
Камеристка шла за нами, но не по пятам, к счастью, а так, чтобы все видеть. Ведь главное не то, что молодые люди говорят друг другу, а чтоб самец лапы держал при cebe. Я косился на строгое лицо леди Франки, смотрит прямо перед собой, а когда заговорила, не повела в мою сторону даже бровью:
– Итак, сэр Ричард…
– Это я, – сказал я довольно. – Правда, красивое имя?.. Как раз по мне! Я когда вижу себя в зеркало, могу и на обед опоздать, хотя пожрать люблю. Какой красавец удался, надо же!
Она поморщилась:
– Да-да, конечно. Вы вот так и приехали, намереваясь просить у моего отца моей руки?
– Ну дык я ж сказал!
– Странно, – произнесла она холодно, – вы даже не видели меня.
Я удивился:
– А на фига? В смысле, на… ну да, зачем? Все женщины одинаковы.
– В самом деле?
Он нее повеяло холодом. Я сказал торопливо:
– Я не хотел обидеть, правда! Мужчины тоже все одинаковы. Да и вообще это все такая ерунда.
– Что именно?
– Женитьба, замужество…
– Так зачем же это вам?
Я спросил еще удивленнее:
– Леди Франка, не прикидывайтесь дурочкой, чтобы понравиться мне еще больше! Вы и так нравитесь. А то подумаю, что цену нагоняете… Она и так, ваша цена, возрастала не оттого, что вы подкрутили ресницы, а то и сделали их как-то длиннее, а благодаря удачному лету. И пшеницы в Шателлене уродилось вдвое больше, чем в Турнедо, и барон Ральф, что на границе с Турнедо, решил принести клятву верности вашему отцу. Даже если у вас ноги кривые, цена на такую невесту не упадет!
Она не повела бровью, сама все знает, идет ровная и надменная, обливает меня презрением с головы до ног, а иногда и вовсе макает мордой в коричневое.
– А что двигало вами, – спросила она с прежним холодком, – сэр Ричард, когда изволили возжелать меня в жены?
Я пожал плечами:
– Леди, разве это секрет? Я не отличаюсь в этом от всех мужчин. Хотя… вообще-то отличаюсь, я же красавец и весь из себя, ну вы понимаете, а так вообще-то двигатель общемировой.
– То есть?
– Коллекционирование, – объяснил я любезно.
Она вскинула брови, еще не понимая, только начиная чувствовать далеко упрятанное оскорбление, в глазах вспыхнули опасные для меня искорки.
– Объясните, сэр Ричард, – попросила она слишком любезно, чтобы это было искренним. – Я не все мужские грубости знаю.
Я подкрутил воображаемый ус, приосанился.
– Для чего живут мужчины, – сказал я лихо, – как не для битв и славной гибели? А в битвах помимо славы и чести еще немаловажен луг и дроп.
