Эдуард Веркин - Кошки ходят поперек
Лара секунду думала.
– Хорошо. Приезжайте. Я жду.
Она ждет! Тоже мне, Пенелопа! Ждет. Я сам старый ждец! Жду, жду, да только не дождусь. Ждет она...
Я тут же перезвонил Гобзикову. Сказал, что Лара хочет просить его помочь в одном деле... Дальше особого смысла продолжать не было, поскольку Гобзиков тут же ответил, что Ларе он готов помогать всегда и везде.
– Тогда я скоро заеду.
– Хорошо... Я тебя внизу буду ждать, у входа. А если вдруг... если вдруг я не буду ждать, ты сам меня подожди, не поднимайся, хорошо? У нас там лестница совсем прогнила, можно здорово провалиться...
– Ладно, ладно.
Дело тащилось к вечеру, я оделся потеплее, достал два зимних шлема с подогревом, теплые перчатки, мотоциклетную цепь на всякий случай. Подготовился, одним словом, как следует, и покатил на улицу Красных Партизан, которую лучше было бы назвать тупиком Зеленой Тоски.
Ей, значит, приспичило, и мы тут же полетели, растопырив перепонки на лапах.
Обещанного Гобзикова перед домом не оказалось. А шпанюки, как всегда, были. Ковыряли яму и уже весьма изрядную проковыряли, правый шпанюк скрылся в ней уже по пояс.
– Вы что, братья? – спросил я их.
– Нет, – гордо ответили шпанюки.
– А похожи.
Я было легкомысленно направился к подъезду с синей дверью, но хулиганчики предупредили:
– Лучше тебе не ходить.
– Почему это?
– Егор застесняется просто. У него же мать дурочка.
– Как дурочка?
– У них вся семья такая, – сказал другой шпанюк. – И мать дурочка. Один Гобзиков нормальный. Знаешь, как его матушку называют?
– Как?
– Гвоздика.
Шпанюки захихикали, но не обидно, а скорее потому, что было так надо. В некоторых местах надо хихикать, в других грохотать, шпанюки, невзирая на свой юный возраст, уже знали, где правильно хихикать.
Социально включенные шпанюки. А Лара социально выключенная, надо ей сказать об этом. Запишу ее на курсы программистов, будем вместе ходить.
– Почему Гвоздика? – спросил я. – В честь цветов, что ли?
– Она гвозди везде забивает. Подъезд наш видел? Это все она вбила...
Дверь распахнулась, выскочил Гобзиков. Гобзиков с подозрением поглядел на хулиганчиков, те сразу вернулись к своим раскопкам.
– Привет, – настороженно сказал Гобзиков. – Пойдем?
Из дома послышался тяжелый звук, даже стекла звякнули. Гобзиков дернулся.
– Что это? – спросил я.
– А... – отмахнулся Гобзиков. – Гвозди... Ладно, ты говорил, дело какое-то, пойдем в сарай...
– Пойдем.
В сарае было тепло и прибрано. И подметено, и все электрические железки развешаны по ранжирам, а весь инструмент по правильным гвоздикам.
– Как самочувствие? – спросил я.
– Живот немного болит... Ну и жить не хочется. А так все в порядке.
– Разочарование – всего лишь веха на пути настоящего воина. Да и вообще... Я всегда подозревал, что эта Страна Мечты просто жульничество. Сказки для инфантилов.
– Это не сказки... – вздохнул Гобзиков. – Просто... Просто это не для меня. Лара мне это прекрасно показала. Я слишком... Я слабый. Это не для меня...
– Не, жизнь, конечно, тяжела, тут я с тобой полностью согласен. Вот я астрономией увлекаюсь, ты знаешь. Так вот, прошу у старого: старый, купи телескоп. А он мне шиш, а не телескоп! Это, по-твоему, жизнь?! Как можно жить без телескопа?
– Наверное, тяжело...
В доме опять бумкнуло, Гобзиков поморщился и полуобернулся через плечо.
– Поедем, может? Лара просила помочь, да? Чего надо-то?
– Ну да так, ерунда. Надо одного придурка замочить, а потом дракона выкрасть... Я так думаю.
– Какого дракона? – оторопел Гобзиков.
– Так и знал, что по первому вопросу возражений не будет, – засмеялся я.
– Не, почему не будет, я не хочу никого замачивать...
– Не волнуйся, Егор, – успокоил я. – Тебе не придется никого замачивать, подержишь просто одного бобика за руки, а мы его немножечко расчленим...
– Я не хочу... – возражал Гобзиков.
– Надо, Егор, надо. Ради Лары. Ты же ее любишь, влюблен жестоко, да?
– Я?! – раскраснелся Гобзиков. – Да что ты... Она... Я...
– Не надо стыдиться этого, Егор. Стрелой Амура ты пронзен, я вижу. Неровно дышишь, плохо спишь. Наверно, еще вахту под окнами несешь, признайся! Болтаешься по улице Дачной с мандолиной, поешь лирические куплеты...
– Ни с чем я по улице не болтаюсь и вообще петь не умею...
– Да ладно, Егор, что ты так... Не надо бояться своих чувств.
– А я и не боюсь! – с вызовом сказал Гобзиков. – Не боюсь совершенно! Мы едем или не едем?
– Едем, само собой. Дама помощи ждет, рыцари помощь окажут. Девять один один.
– А что за дракон-то? Как понимать?
– Понимать просто. Дракон как дракон. Обычный, вот такой. Сидит в яйце. То есть в камне. Камень в ларце, ларец в зайце, заяц в утке, утка в шутке... ну и так далее.
Гобзиков улыбнулся.
– Все шутишь. Слушай, а по-настоящему что надо делать?
– Я тебе и говорю – дракона стянуть. Не дергайся, Егор, все будет таком, поедем. Или тебя что-то напрягает? Знаешь, после того, что мы с тобой пережили, какая-то жалкая поездка за драконом...
– Не, не напрягает...
– Тогда двигаем. Улица Дачная – Удачная.
Лара встретила нас на воздухе, стояла грызла семечки. Как всегда, в своей куртке. «D» и «Racing» слегка светятся в сумерках. «Drag Racing», гонки на драгстерах, тупая техасская забава...
Оп.
Как всегда, в своих очках.
А что, если...
А если «D» и «R» это не «Drag Racing», а «Dragon Racing»? Мама-анархия, куда уж дальше, интересная догадка... Нет, нет, конечно, такие куртки продаются на каждом базаре, «D» и «Racing», это, конечно, «Drag Racing». Крапива какая...
– Загоняй мопед, пойдем пешком. – Лара открыла калитку. – Там, за домом чулан. И рюкзачок возьми.
Я послушно загнал мопед, взял рюкзачок. Рюкзачок был стандартный школьный, но достаточно тяжелый, внутри даже что-то звякнуло, но уточнять, что именно, я не стал.
Лара сначала было взяла рюкзачок сама, но потом перепоручила его Гобзикову, впрочем, он был не против, даже обрадовался.
Коренным образом пробила его стрела амура, до основания черепа. Так всегда бывает. Пробьет какого-нибудь придурка вроде Гобзикова стрела Амура, так он и очухаться не может никак. В груди жжение необыкновенное, чешуя топорщится, жабры раздуваются, руки-ноги в дрожку. Лирическое настроение опять же, а то и усердие какое стихотворное, жизнь, короче, осложняется неимоверно. Хотел я сказать Гобзикову, но Гобзиков был нем к гласу разума...
– Э-эй, уснул? – Она нагло щелкнула пальцами перед моим носом.
