Лев Гроссман - Земля волшебника
И мотнул рогатой башкой, подзывая их.
В других обстоятельствах Квентин еще подумал бы, идти или нет, но пристало ли медлить в последний день мира? Он подбежал к овну и, как тысячу раз в мечтах, сел на его широкую мохнатую спину. Элис, сев позади, обхватила его за пояс, Квентин запустил пальцы в серую овчину и Амбер тронулся с места.
Теперь Квентин понял, почему они все мечтали об этом. Амбер, слегка разогнавшись, подобрал под себя копыта и перелетел через стену замка, как корова через луну Пронесся, набирая скорость, по разрушенному городу и помчался, едва касаясь земли, через поля и реки.
Квентина, несмотря на катастрофические картины и всю тяжесть его миссии, переполняла странная радость. Он вернулся в Филлори вместе с Элис и ехал верхом на боге.
— Хей-хо! — вскричал Амбер, и Квентин ответил:
— Хей-хо!
Он любил этих двух овнов, когда еще только читал про них, не зная, что Филлори существует на самом деле. Потом он встретил Эмбера, и тот оказался совсем не таким добрым, сильным и мудрым, как изображал Пловер, — а когда Эмбер отправил его в изгнание, разочарование переросло в гнев. Потом Квентин научился принимать неизбежное и перестал злиться, но прежняя любовь так и не вернулась к нему. Лишь теперь он стал видеть овнов в их настоящем виде: странные, порой смешные негуманоиды с весьма ограниченной божественной властью — но все-таки божества, наделенные бесспорным величием.
Филлори между тем теряло последние силы. Пышная зелень увядала, люди и животные уже не дрались, а сбивались в стайки, как участники бурной вечеринки после полицейской облавы. Леса лежали, вывороченные с корнем. Звезды падали одна за другой — то быстро, как метеоры, то медленно и грациозно, мерцая и вращаясь на пути вниз.
Грохот, похожий на канонаду, возвестил о распаде самой земли. Трещины, бегущие по ней, превращались в каньоны. В самом глубоком из них показался Нижний Мир, где кишели мертвые, как бледные личинки в гнилом буреломе. Куски бывшего Филлори, больше не связанные друг с другом, расползались во все стороны. Амбер перелетал через бездны, в которых Квентин видел уже и звезды, перескакивал в черноте космоса с одного островка земли на другой. Впереди маячил один из таких островков: поле, пруд, дерево. На поле стоял одинокий Эмбер.
Амбер приземлился и пошел рысцой, чтобы сбросить скорость. Квентин и Элис спрыгнули. Он не переставал радоваться, что она с ним. Она верит в него — раньше верила. Это подкрепит его собственную веру в себя во время всего последующего.
Эмбер — непроницаемый, как всегда, но какой-то незащищенный среди разваливающегося мира — гляделся в окаймленный камышом пруд. Квентин впервые ощутил легкую жалость к старому рогачу.
— Эмбер, — окликнул он. Ответа не было. — Эмбер, ты знаешь, что надо делать. С самого начала, думаю, знал.
Квентин тоже знал. Осенило его совсем недавно, в филлорийском зале библиотеки, но накапливалось это довольно долго. Не зря же он размышлял так много о детях, родителях, силе и смерти. После кончины отца он обрел новую силу, Маяковский добавил еще. Рассказ Элис о зарождении Филлори тоже начинался со смерти богини. Самая древняя из историй, глубочайший из всех родов магии. Филлори может еще ожить, но за это нужно заплатить свою цену, и цена эта — священная кровь. Во всех мифологиях говорится одно и то же: гибнущий мир может оживить только смерть его бога. Божественный парадокс — смерть бессмертного — гарантирует воскрешение мира на сто процентов.
— Время пришло, Эмбер. Птица не вернется к тебе, заклинание утрачено. Остался лишь один выход.
Старый баран моргнул. Он все слышал.
— Я не говорю, что это легко, но ты ведь все равно умрешь вместе с Филлори. Сам знаешь. Счет пошел на минуты. Отдай свою жизнь, пока в этом еще есть смысл.
Самое грустное, что Эмбер как раз это и собирался сделать. Он хотел утопиться, как его предшественница, но никак не мог набраться решимости. Дожидался, когда к нему придет мужество, а его мир тем временем рушился.
Хватило бы мужества у самого Квентина? Как знать. Но если Эмбер так и не решится, Квентину придется ему помочь.
Человек, убивающий бога? Невозможно по определению, но если Филлори можно спасти только так, должен быть способ. Для этого и нужна магия — больше ни для чего.
Когда Квентин сделал несколько шагов к пруду, бог поднял на него обезумевшие от страха глаза. Ноздри у него раздувались. Квентин любил и жалел его как никогда, но это ничего не меняло.
Он ждал вдохновения, но оно пришло не к нему, а к Элис.
— Теперь твоя очередь. — Сказав это, она укусила себя за тыльную сторону левой руки и коснулась окровавленными костяшками щеки Квентина.
Квентин не знал этого заклинания и понимал, что никогда уже не узнает — вникать в технические детали он сейчас просто не мог, — но Элис однажды уже проделала это у него на глазах. Она произнесла слова, и на его руках вздулись мускулы, а кожа загрубела и превратилась в броню. Ноги, как два столба, подняли его ввысь, шея вытянулась, из позвоночника вырос хвост. Лицо преобразилось в звериную морду, никчемные зубы всеядного существа заострились, с ногтями произошло то же самое. На хребте вылез костяной гребень — ощущение, как будто тебе спину чешут, даже приятнее. В брюхе вспыхнул огонь. Квентин-дракон разверз пасть и проревел сотканное из огня слово, готовясь спалить к такой-то матери бессмертного Эмбера.
Процесс вроде бы пошел — рога огонь обтекал, но паленой овчиной воняло здорово. Может, наряду с крушением своего мира бог стал не таким уж несокрушимым. Квентин скакнул вперед. Эмбер бросился наутек, но дракон, видя все в замедленном темпе, прижал его к земле когтистой передней лапой — это тебе не хилые ручонки, как у тираннозавра-рекс — и попытался перегрызть ему шею. Бог дрыгался почем зря. Драконья чешуя, как мельком заметил Квентин, отливала вороненым металлом, как супермощный автомобиль. Да, он не бог, а просто дракон, но чертовски большой и сильный — раздерет кого хошь. Эмбер тоже обладал телом животного, принимающего участие в ритуальных боях самцов, но почти всю свою жизнь просто пасся. Он сумел вырваться, но Квентин взмахнул хвостом, надеясь, что Элис отошла на безопасное расстояние, и снова насел на него.
— Ну, довольно! — взревел Эмбер и подкинул дракона в воздух. Квентин распростер крылья — крылья! — и гневным ангелом пал на бога, но тот увернулся. С минуту они кружили; пруд дымился, когда Квентин погружал в него свой раскаленный хвост. Потом он снова ринулся на Эмбера и вонзил в него зубы. В спину ему ударила молния — раз, два, три, четыре, пять раз подряд. Она пощекотала ему нервы, снесла с десяток чешуек и, возможно, повредила хрупкие крылья — но драконы не замечают боли, и в сердце у них нет места для жалости и любви. Хорошо побыть чудовищем хоть раз в жизни. Сдохни, эгоист несчастный, трус, старый козел. Умри, чтобы мы могли жить.
