Александр Абердин - Сила ведлов
Из Ребалана Митяй полетел по горному коридору между Большим и Малым Кавказом к Чёрному морю, а затем по Туапсинскому коридору в Дмитроград. Город Туапсе уже стоял на своём месте, хотя доехать до него напрямик, через горы, не представлялось возможным — мешал ледник. И вот он вместе со всем своим большим семейством наконец добрался до дома. Встречали его буквально все жители города и его гости. Митяй, прежде чем приземлиться, сделал несколько кругов над городом и пришёл к выводу, что Дмитроград у него получился очень уж скромным, хотя и по-своему красивым.
Всё равно главное было не это, а то, что люди в нём жили счастливой наполненной жизнью и никто не вываривал из них воду, не строил и не ставил на колени, не пытался к чему-либо принудить. Город-коммуна жил одной лишь идеей — сделать жизнь ещё лучше и интереснее и служить Матери-Земле. Князь Олег сдержал своё обещание и построил огромную морскую ферму общей площадью в двадцать квадратных километров прямо за городом, ниже по течению Марии, на её левом берегу, более низком и куда более ровном и плоском, чем правый. Получилась точная копия Алексиевска, только островки под стеклянными потолками были поменьше, а протоки пошире. Зато Митяй увидел сверху, что среди зеленеющего по всем протокам топинамбура пасётся стадо из нескольких сотен молодых, но уже крупных речных коров. Здесь они обитали в проточной пресной воде, и ведлы за ними ухаживали, словно за своими собственными детьми, но малышей Ботаник пока что не видел. Честно говоря, ему было странно видеть это среди заснеженных предгорий.
Приземлившись в полдень в большом аэропорту, где стояло то ли под загрузкой, то ли под разгрузкой несколько суперигнатов, Митяй и его семья сразу же угодили в людской водоворот, быстро растащивший их в разные стороны. Очень уж долго их не видели в городе, а потому каждому хотелось показаться ему на глаза. А ещё всем хотелось, чтобы он заглянул в их научно-исследовательский центр и посмотрел на то, что они в нём создали нового. Именно этим Митяй и занимался целый месяц. С раннего утра и до поздней ночи он внимательно изучал всё, что было создано учёными и конструкторами за время его отсутствия. Одно дело — просматривать через очки отчёты, и совсем другое — видеть всё вживую, в натуре, да ещё и работающим, искрящимся и пыхтящим. А посмотреть было на что, и потому скучать ему не приходилось. Больше всего Митяя поражало, что ведловство, оказывается, было способно расшивать самые узкие места и тем самым чуть ли не отменять некоторые законы физики, сурово гласящие что-нибудь вроде «Сила действия равна противодействию», и расширять возможности очень многих машин и различных устройств. Если какая-то химическая реакция не шла при тех температурах и давлениях, которые можно было создать в условиях лаборатории, то ведловство с удивительной лёгкостью выступало в качестве катализатора, и всё получалось как надо.
Митяй даже удивился тому, как быстро команда Фёдора Кремня, одного из пятнадцати ведлов первого набора, доктора всех ведловских наук, вместе взятых, начала производить цветные алмазы гигантского размера. Он как-то, проходя практику на заводе имени Седина, наблюдал за тем, как прессуют всякие термостойкие изделия из карболита, тёмно-серого невзрачного порошка. Женщина, сидящая за небольшим прессом, насыпала жестяной лопаткой порошок в пресс-форму, нажимала на кнопку, и мощный насос гнал масло в гидроцилиндры пресса. Митяй хорошо запомнил: для того чтобы серый порошок превратился в твёрдую, как камень, чёрную блестящую пластмассу, требовались температура в триста пятьдесят градусов, давление в тридцать восемь атмосфер и семь минут, после чего верхняя плита пресса поднималась, и пресс-форма отдавала двенадцать полированных ручек с запрессованными в них винтами.
Ведлы Фёдора примерно таким же образом и за то же время изготавливали из чёрной сажи уже практически готовый оранжевый бриллиант, имеющий в поперечнике аж тридцать пять сантиметров. Иначе как чудом назвать это у него язык не поворачивался. Тем более что тот пресс, на котором штамповали бриллианты такого размера всего за пять минут, создавал давление всего в шестьдесят атмосфер, а температура и вовсе не повышалась выше четырёхсот двадцати градусов. Всё остальное зависело уже только от умения ведла-мастера и его опыта.
Увы, но из трёх с половиной тысяч огромных оранжевых, как пламя свечи, бриллиантов, имевших в поперечнике от двадцати до тридцати пяти сантиметров, только семь получились бриллиантами огня. Остальные же пришлось порезать в вакууме химически чистым железом на различной толщины пластины и пустить на всякого рода инструмент или же просто на женские и мужские украшения. Единственной радостью было то, что ещё из сорока девяти бриллиантов получились отличные ведловские очки. У Матери-Земли бриллианты огня получались на несколько порядков лучше, но ни сам Фёдор, сорокадвухлетний высокий парень с добродушной улыбкой, ни его ведлы не отчаивались. Зато из семи бриллиантов — а они все после финишной обработки немного уменьшились — была собрана тепловая пушка диаметром в метр.
Митяй с нетерпением ждал того дня, когда наступит новолуние и одновременно с этим Юпитер окажется освещен ровно на треть. Стреляя из световой пушки по Луне, они хотели окончательно её отъюстировать, а стрельба по Юпитеру должна была поставить окончательную точку в вопросе, с какой скоростью всё же движется тепловой луч.
В назначенное время Митяй прилетел на автожире в обсерваторию, построенную на горе Шесси, самой высокой из окрестных гор, на которой не лежали льды. Она имела высоту немногим более двух километров ста метров и достаточно просторную вершину, чтобы на ней можно было построить горную обсерваторию. Добраться на вершину горы, склоны которой поросли высоченными буками, можно было либо пешком, либо на вертолёте или автожире. Он прилетел на гору под вечер один. Таня допоздна засиживалась в институте электрических машин, сотрудники которого наконец-то дождались своего руководителя, а Танюшку общими усилиями им удалось загнать в университет, и та теперь училась по индивидуальной программе. Митяй посадил автожир на взлётно-посадочной площадке, где уже стояло два больших пассажирских вертолёта, и на всякий случай пристегнул его стальными тросиками к кольцам, вделанным в каменную плиту, и даже сложил ротор — вдруг ночью, хотя погода и обещала быть идеальной для наблюдений, внезапно подует ветер.
Для ведловского телескопа, установленного на горе Шесси, облачность не была помехой. Ещё бы, ведь он был изготовлен из гигантского кристалла горного хрусталя необычного василькового цвета, извлечённого из недр горы Народной на Урале. К тому же это был не обычный хрусталь, а ведловской, без малого говорящий камень, уродившийся на славу. Совершенно прозрачный, без пузырьков и свилеватостей, он имел в длину шесть с половиной метров, при поперечнике без малого в четыре с половиной и потому поразил всех своими размерами.
