Александр Лайк - Закат империй
— Это допустимо?
— Да делайте что хотите, ради Эртайса. Сколько вам тут осталось-то, чтоб еще церемониями стесняться… Может, вам отлить, например, надо? А то перед смертью всякое бывает, а на алтарь вроде как и неудобно, все ж таки божественное… Вам хотелось бы в качестве последнего приношения возлюбленному господу накласть на алтарь?
— Да мне как-то все равно, — лениво ответил воин. — Осмог!
— Я слушаю, — отозвался экзаменатор, продолжая прижимать Мовериска к краю площадки простым продвижением вперед. Пока что клинки еще ни разу не скрестились.
— Зачем меч наточен до упора и еще чуть-чуть?
— Первый десяток разделать без натуги, — ответственно сказал Осмог. Ну и потом тоже… лениво мне его точить через каждые двадцать вас. А так человек на сорок хватит. Ну, потом, правда, все равно точить.
— Глупо, — сказал воин. — Нормальным косым прогоном с зашлифовкой на целый день боя хватает. А в бою не считаешь, двадцать их было или сорок. И беречь лезвие тоже особенно некогда.
— Ну ты сказал, — Осмог сделал короткий выпад, не позволяя Мовериску сбежать вбок. — В бою же выкладываться надо, каждый удар — как за собственную шкуру дерешься. Еще мне не хватало здесь на это село бестолковое выкладываться. Ну куда ты пятишься, дурачок? Остановись и руки убери — тогда и больно не будет. А то я ж тебя покалечить могу. А зачем же нам тебя калечить?
Мовериск вдруг сделал отчаянный выпад. Не такой уж и неумелый, кстати. Осмог неуловимым кистевым движением поймал лезвие его меча на сильную часть своего клинка, повернутую плашмя. Тут же, даже не завершив отвод до конца, выполнил филигранный проворот кистью в наружную сторону, поймал клинок Мовериска усиком гарды и придержал, разглядывая.
— Дерьмовый меч, — проворчал он, сильным толчком отшвыривая чужое оружие вместе с судорожно вцепившимся в рукоять противником. — Господа! Кому-нибудь болванка нужна? Железо нортенийское, недокаленное. Раковина на три пальца от рукояти.
— Разве что в ломе, — ответил кто-то из-за дальнего стола. — Может, на переплавку сгодится.
— Сказано мудро, сделано быстро, — согласился Осмог. — Дай-ка сюда железку, мальчик.
Он провел ложный выпад слева и тут же страшно ударил справа. Почти плашмя. Под самую крестовину меча Мовериска.
Меч претендента жалобно взвыл и переломился. На три пальца от рукояти. Мовериск отскочил, безумно глядя на обломок, который сжимал обеими руками. Осмог скользящими шагами неумолимо приближался, отнимая у него последние локти пространства.
— Сходить с помоста нельзя, — предупредил Скредимош. — За нарушение — мгновенная смерть.
Рыцари в доспехах двинулись поближе к алтарю, на ходу обнажая мечи. Мовериск на мгновение оглянулся, словно ожидая удара в спину, и в этот миг широко шагнувший вперед Осмог поймал его горло самым острием своего меча. Широкий веер красных брызг разлетелся над площадкой, и то ли дождем, то ли росой осел на алтарь.
Воин ощутимо вздрогнул. Рыцарь взял у товарища из рук кубок и жадно отхлебнул, словно бы у него мгновенно пересохло во рту. Воин помотал головой, как будто просыпаясь, и потянулся, чтобы вернуть себе кубок.
Мовериск хрипло вскрикнул. Точнее, попытался вскрикнуть, но смог издать только невнятный вздох. Руки его обвисли вдоль обмякшего тела, правая выпустила рукоять обломанного меча. Осмог вдавил острие чуть глубже и покачнул клинок — вверх-вниз. Мовериск кроваво всхлипнул, колени его подломились, и он повис на лезвии меча, как тряпичная кукла. Как рыба на крючке. Как туша на скотобойне, зацепленная нижней челюстью за крюк. Глаза его быстро стекленели.
Осмог без труда держал его на весу, только еще передвинул клинок, чтоб тот удобно лег под подбородок.
— Что скажете, генерал? — спросил он.
— Ну что ж, — задумчиво сказал генерал, — первый есть, а почин дело доброе. Распорядитесь насчет объявления, командоры.
Коборник, который все это время так и не садился за стол, ушел к выходу из шатра.
— Жертва принесена, и даст бог, принята благосклонно, — продолжал генерал, — потому что парень по сельской своей беспросветной дурости верил во что-то искренне и сражался честно, тут не подкопаешься, а с нашей стороны тоже все было сделано чисто и правильно, значит, по справедливости Господь наш, светлый Эртайс, должен быть нами доволен.
Теперь заметно дрогнул рыцарь.
— Быстрее там нельзя? — грустно спросил Осмог. — Это все ж таки не кролик какой, генерал, у меня рука устанет.
— Молодой, здоровый, симпатичный. — быстро сказал генерал. — Но кровь худая, кость черная. Знаешь что, Осмог, дай-ка ты мне, солнце, мозги.
Осмог плавно извлек клинок из горла Мовериска, и за тот краткий миг, пока тело еще держалось на ногах без посторонней поддержки, одним вихревым взмахом снес с изуродованной шеи бестолковую голову.
Голова, вращаясь и разбрызгивая все еще горячую кровь, взлетела на локоть выше, на мгновение замерла, и тут Осмог перехватил ее за волосы в едва начавшемся падении. Лишенное стальной опоры меча тело покачнулось, колени наконец-то согнулись, и безголовый труп упал на спину, вылетев за пределы алтаря.
— На стол, — кратко скомандовал Скредимош.
Два рыцаря без доспехов ухватили то, что было Мовериском, за руки и за ноги, и унесли в дальний конец шатра, на каменный высокий стол, скорей напоминающий пьедестал саркофага.
Осмог вразвалку подошел к столу генерала и положил голову на пустое блюдо. Под обрубком шеи тут же стала собираться лужица. На ослепительно белом амеральде ротонского обжига кровь просвечивала, как рубин с Островов. Запекаясь, она тускнела и темнела, подергиваясь мутной пленкой.
— Открыть? — невозмутимо поинтересовался Осмог.
— Да уж открой, мой славный, — томно попросил генерал. — Завор, порежь лимончик, только не тонко, а лучше даже просто на четыре части.
Осмог вытащил широколезвийный кинжал и аккуратно всадил в затылок моверисковой головы, держа клинок плоскостью параллельно блюду. Потом резко повернул. Явственно хрустнул череп. Вторым движением, быстрым и опоясывающим, экзаменатор взрезал кожу, поддел, и не без усилия стянул скальп. И наконец, воткнув кинжал чуть пониже виска, перед ухом, Осмог сделал еще одно небольшое усилие — и половина черепной коробки отошла от остального черепа, с внятным треском и странно знакомыми чмокающими звуками, напоминавшими то ли открывающуюся бутылку, то ли выдергивание сапога из жидкой грязи.
— Счастье родное, когда ж ты научишься? — укоризненно сказал генерал. — Дать тебе, что ли, голов с собой, чтоб ты дома потренировался?
