Ольга Родионова - Мой ангел Крысолов
— Кей?..
Каменный мальчик в чаше выглядел, на ее взгляд, гораздо более живым, чем запорошенный снегом поникший силуэт. Нета испугалась и позвала громче, чем собиралась:
— Кей!..
Ее голос эхом разнесся по всему дворику, ближайший розовый куст уронил снеговую шапку.
— Убирайтесь.
Он даже не поднял головы. Нета приободрилась.
— Вот еще. Прекратите, пожалуйста, хлюпать носом, вас слышно даже в замке.
— Не могу, у меня насморк.
— Дать вам платок?..
Никакого платка у нее не было, но ей хотелось, чтобы он отвечал, а не сидел, как сирота, весь в снегу.
— Что вы ко мне привязались? — он, наконец, обернулся и посмотрел на Нету с негодованием. — Я, кажется, ясно выразился: убирайтесь. Я не в духе.
— Меня это не интересует, — отрезала Нета. — Отправляйтесь в спальню и ложитесь в постель.
— С какой стати я должен вам подчиняться?
— С такой, что вы заболеете! А я не намерена с вами возиться! И никто. От вас и так одни неприятности.
— От меня?! — он вскочил, снег посыпался с капюшона, с колен, с плеч. — Что я вам сделал, позвольте узнать?.. Ну, выгоните меня, если я вам так надоел, и дело с концом!
Он пнул ногой сугроб, и снежная пудра полетела Нете в лицо. Она заслонилась рукавом и отступила назад. Ей давно никого не было так жалко, как это потерянное отродье, — именно потому, что он вел себя как наследный принц на конюшне, и при этом почему-то выглядел беззащитней выпоротого подпаска.
Нета переступила в снегу босыми ногами и тихо сказала:
— Кей… вы знаете, как открыть зеркало?
— Знаю! — ответил он с вызовом. — У нас на Островах мы, для того чтобы что-нибудь открыть, используем ключи!..
— Я говорю про зеркало, — сказала она еще тише, не решаясь посмотреть ему в лицо. — Ключ от него…
— Нет, — он попятился, и продолжал пятиться до тех пор, пока не прижался спиной к каменной ограде. В синих глазах метался страх.
— Не бойтесь, — Нета устало покачала головой. — Я ничего вам не сделаю. И… никому не скажу. Я просто хотела узнать… хотела…
— А мне плевать! — крикнул Кей. — Не вздумайте подойти ко мне — я увернусь. Я… всегда уворачиваюсь, — добавил он упавшим голосом.
— Не бойтесь, — повторила Нета. — Я никому про это не скажу. Поверьте, мне было бы в сто раз легче, если бы дело касалось меня. Ведь это совершенно невыносимый выбор…
Некоторое время оба молчали. Наконец, Кей вздохнул и сказал нормальным голосом:
— Равновесие нарушается, да?.. Эта погода…
Нета ничего не ответила, и он снова вздохнул и вытер нос рукавом.
— Нарушается, я знаю. Что вы тут стоите босая в снегу? Идите спать. Я еще немного побуду здесь. Да не бойтесь, не сбегу. Вам же нужен… ключ.
Нета повернулась и тихо прикрыла за собой дверь. Снег с босых ног в тепле сразу начал таять, и за ней тянулась цепочка мокрых следов, как будто было лето и она вышла из моря.
В коридоре Нета остановилась перед одним из зеркал, сняла капюшон, посмотрела себе в глаза и спросила:
— Что. Мне. Делать?
Отражение втянуло голову в плечи, зажмурилось и метнулось за раму.
Нета опустила голову и пошла прочь.
В маленькой гостиной она забралась с ногами на каменную скамью, обняла руками колени и стала смотреть в камин, где еще теплились остатки дров. Крохотные огоньки перебегали по головешкам, гасли и снова вспыхивали. Нета не стала зажигать лампы, и комнату освещали только эти умирающие искры.
Я не знаю, что мне делать. Не знаю. Не знаю…
Зато ты знаешь, чего делать нельзя, — сказала она себе. — Ты не можешь отдать его зеркалу.
А остальных — можешь? Если нарушится равновесие, наступит новый Провал, и погибнут все, и люди, и отродья. Мы должны соединиться с нашими мертвецами, чтобы удержать мир. Ведь это за нами пришел Крысолов!..
Ну, хорошо, мы должны. Мы принесли много жертв, еще одна жертва — это такой пустяк по сравнению с равновесием мира… Но почему Кей?.. Кей — дитя, да еще и выгнанное из дома. Получается, он никому не нужен, да? Получается, такого не жалко?.. Других — родных — нельзя, а этого — можно?.. И ведь, если бы речь шла о ком-то из твоей родной стаи, тебе бы такая чудовищная мысль даже в голову не пришла никогда. А Кей — чужой, и поэтому — да, да, именно поэтому, признайся, — ты уже заранее согласилась с тем, что следующей жертвой — последней! — будет он. И именно поэтому у тебя язык повернулся спросить у него напрямую!.. Ты же фактически попросила его пожертвовать собой. Ты с ума сошла, Нета. Ты сошла с ума. А если он сейчас…
Она вскочила на ноги и прислушалась. В коридоре все было тихо. Никто не шел, не бежал, не крался к Зеркалу Морины. Немного успокоившись, она снова опустилась на скамью.
Думай, Нета. Думай. Ну что такое смерть? Ведь Крысолов сто раз говорил тебе, что смерти нет. И тогда пусть Кей просто умрет — а потом просто будет жить. Ведь это такой пустяк!..
Да, но ему будет страшно и больно. И каково же ему будет умирать, — умирать по-настоящему, Нета!.. — зная, что им с легкостью пожертвовали, потому что такое отродье, как он, не нужно никому на свете?.. Вдобавок, — подумай, Нета! — никто не знает, что будет с тем, кого заберет зеркало. Может быть, Кей просто исчезнет… О, господи, да даже если и не исчезнет, если будет жить потом в Райских Садах, в каком-нибудь зазеркалье, все равно — все равно! — ты не имеешь права обрекать его на эти секунды страха, тоски и боли.
Да, но равновесие мира важнее страха, тоски и боли одного-единственного отродья.
Да, но тогда…
Нета вспомнила то, что читала давным-давно в одной старой допровальной книге: да, но тогда пусть этим отродьем буду — я.
Она снова вскочила. Думай, Нета, думай. Если зеркалу нужна кровь… Если мы не можем без принесения в жертву Кея пройти в зеркало к нашим мертвым… то, может быть, они могут пройти — к нам?.. Через другое зеркало. Зеркало Мертвых!.. Вот оно, на стене, старательно завешенное по указанию Оракула. И ему должно быть наплевать, чья именно кровь прольется…
Нета шагнула к стене и сорвала вышитую скатерть.
Зеркало поблескивало в темноте совсем не страшно, даже, пожалуй, красиво.
— Погоди, — сказала ему Нета тихо. — Потерпи минуту, я сейчас.
Она побежала в гардеробную, где, она помнила, на полке лежали потускневшие от времени бритвенные принадлежности, оправленные в золото. Ей пришлось зажечь лампу — тусклое свечение углей в камине не могло рассеять темноту маленькой гардеробной. Бритва лежала там же, где она запомнила, и Нета, не раздумывая, схватила ее и открыла. Лезвие было острым, как лунный луч, точно бритва и не провалялась на полке не одну сотню лет.
