Светлана Крушина - Северный пес
Он опустился на плоскую подушку и прикрыл глаза. Делать все равно пока было нечего, и он решил немного вздремнуть, пока есть возможность. Чувствовал он себя из рук вон плохо.
Он даже сумел забыться ненадолго, но дрема, уже почти перешедшая в сон, была грубо прервана. Кто-то осторожно, но настойчиво встряхнул его за плечи. Конечно, это был Конар — больше некому. И он был один, без своего приятеля.
— Ну что еще? — поинтересовался Грэм, отмечая, что чувствует он себя вовсе не лучше, а даже хуже, чем до того, как решил поспать. — Что еще случилось?
— Экипаж ждет вас во дворе, — ответил Конар. — Он отвезет вас в Брази, это ближайший отсюда городок. Там вы сможете немного отдышаться и поправиться, а потом продолжить путь. Только, прошу вас, не задерживайтесь долго на материке!
— Ты, я так понимаю, не поедешь с нами и до Брази?
Конар отвел глаза и покраснел, как девушка — и совершенно напрасно. Обвинить его в чем-либо было сложно.
— Нет. Я должен остаться.
— Не нервничай, все в порядке.
— Передать что-нибудь госпоже Марьяне?
— Нет, — жестко ответил Грэм, вмиг помрачнев. — Ничего. Я уже сказал ей все, что думаю.
Повисла неловкая пауза. Грэм осторожно, дюйм за дюймом, поднимался с кровати, на каждое движение голова отзывалась вспышкой боли; Конар стоял неподвижно, нервно барабаня пальцами по поверхности стола, стоявшего у окна.
— Вот еще что, — вдруг сказал он, смотря в сторону. — У вас очень заметная внешность, особенно волосы. Возьмите вот это, — он извлек откуда-то сверток, протянул его Грэму.
Внутри оказался добротный плащ с большим капюшоном, надежно закрывающим волосы и скрывающим половину лица в тени.
— Если на выезде или въезде в город стража — или кто-нибудь еще — потребует открыть лицо, пользы от него немного будет, — заметил Грэм, все же накидывая его на плечи.
— Вам же нужно скрыть лицо не от стражи, а от Ночной гильдии, — бледно улыбнулся Конар. — А братья не будут требовать открыть лицо. Но, как бы то ни было, вариантов нет. Времени, чтобы что-то сделать с волосами, например, покрасить их, у нас все равно нет.
— Их можно просто срезать, — усмехнулся Грэм. — Впрочем, это может и подождать до Брази. Пока обойдусь плащом. Спасибо, Конар.
— Пойдемте вниз, — сконфуженно сказал Конар. — Возница занервничает, если ему придется ждать долго… Ах да, вот еще! Ваш кошель. Братья забрали его, когда схватили вас в Лиге, а госпожа Марьяна приказала вернуть.
За кошель — в котором, кстати говоря, было немало денег, — Грэм благодарить не стал, молча пристегнул его к поясу. В конце концов, это его собственность.
Крытый экипаж, ожидавший во дворе, был вовсе не роскошным. Он был так мал, что в нем с трудом могли поместиться двое. Впрочем, большего и не требовалось. Зато он обладал одним поистине ценным свойством — оконца в его стенках плотно закрывались, так что снаружи нельзя было разглядеть, кто сидит внутри, если только пассажир не высовывался из экипажа.
Грэм подсадил Мэнни на довольно высокую подножку и, пока тот устраивался внутри на узком сиденье, повернулся к Конару.
— Ну, прощай, Конар, — проговорил он. — Звучит глупо, но я надеюсь, что мы с тобой никогда не увидимся.
Конар понял его. Встреча могла произойти только при одних обстоятельствах, если Грэм вновь окажется в руках сумеречных братьев. И он просто ответил:
— Прощайте, мастер Соло. Удачи вам.
Грэм молча кивнул и, опершись о подножку, влез в экипаж. Здесь было довольно тесно, и далекие путешествия совершать в таких условиях было бы очень сложно, если не невозможно. Только сейчас до Грэма дошло, что он не поинтересовался у Конара, как долго ехать до этого самого Брази. Но, поразмыслив секунду, пришел к выводу, что ему, по большому счету, все равно.
Путешествие до Брази оказалось, к счастью, не длинным, но оттого отнюдь не менее неприятным. Экипаж здорово трясло на дороге, а для больной головы Грэма это стало просто невыносимой пыткой. Пожалуй, легче было бы даже ехать верхом, тем более, что размеры экипажа все равно не позволяли принять никакое другое положение, кроме сидячего.
Но все когда-нибудь кончается, кончилась и эта поездка. Убедившись, что Брази — всего-навсего сонный, тихий маленький городишко, Грэм бессовестно пренебрег советом Конара покинуть Лигию как можно скорее и снял комнату в единственном постоялом дворе на насколько дней, чтобы немного поправить свое здоровье. Было ясно, что с разбитой головой он далеко не уедет.
Раны по-прежнему заживали на нем как на собаке, и уже через три дня он смог продолжить путь. Который лежал не куда-нибудь, а прямо в родовое поместье князей Соло.
Грэм вполне отдавал себе отчет в том, что ехать в Наи вместо того, чтобы поскорее убраться с материка, сходно с самоубийством. Мало того, он рисковал не только своей жизнью, но еще и жизнями Марьяны и Конара. Если кто-то из сумеречных братьев, знающих о казни, будто бы произошедшей в Танеле, узнает его и поймет, что казнь эта была фарсом, никому из участников фарса не поздоровится. Грэм знал это, но поделать ничего не мог. Оставлять на произвол судьбы поместье, не зная, вернется ли в него когда-нибудь, он не собирался.
Поэтому он никак не мог обойтись без визита в Ваандерхельм и к поверенному. Он собирался оставить некоторые распоряжения, поскольку управляющему следующие несколько лет предстояло вести хозяйство в двух поместьях самостоятельно. Для него это, конечно, было не в новинку, но раньше его действия контролировала Нинель. А теперь Грэм охотнее дал бы отрубить себе руку, чем согласился бы поставить сестру в известность о своем отъезде и попросить ее присмотреть за Ваандерхельмом до своего возвращения — если только он вернется, — или до появления наследника — если он появится.
Несколько дней с утра до вечера Грэм просидел в кабинете отцовского — точнее, теперь своего поверенного (никак он не мог привыкнуть), разбирая бумаги. Старик — господину Клайссу было уже за семьдесят, — косился на него с явной опаской, припоминая, по-видимому, прошлый визит молодого князя. Грэм тогда обошелся с ним не слишком вежливо, невзирая на почтенный возраст, и вполне понимал его неприязнь. Впрочем, господин Клайсс не позволил себе ни одного резкого слова, держался почтительно; а его помощник, худощавый молодой человек лет двадцати, так и вообще не проронил ни слова и старался держаться от визитера подальше. Грэм посмеивался про себя и вел себя так, что придраться было не к чему — воплощенные вежливость, обходительность и изящество манер.
Бумаг оказалось неожиданно много, и все они требовали пристального внимания к себе, а Грэм абсолютно не разбирался в подобного рода тонкостях. Часть документов он, просмотрев их и прослушав комментарии старика, отложил в сторону, а часть скомкал и бросил в камин, специально разожженный для этих целей, и вместо них написал новые. Говоря откровенно, он понятия не имел, что ему делать с состоянием и поместьями. Неизвестно, понадобятся ли они когда-нибудь ему самому; с другой стороны, и оставлять их в пользу сына Нинели или еще кому-нибудь он не хотел. С редкой настойчивостью перед внутренним взором появлялась улыбающаяся мордашка светловолосого малыша; Грэм, сцепив зубы, отгонял видение. Пожалуй, для Джулии будет слишком большим шоком обнаружить, что в распоряжении сына оказалась парочка ленных владений. Она ведь ничего не знала о титуле своего любовника. Да и неизвестно еще, как повернется жизнь, возможно, Грэму придется вернуться когда-нибудь, а ему не хотелось бы оказаться без крыши над головой. В результате, оба поместья он оставил за собой, оговорив, однако, что в случае его смерти Ваандерхельм должен отойти Моргану, сыну Нинели, а малое поместье — Мэнни, сыну Гаты. Конечно, если у него самого до того времени не будет законных наследников. Своему собственному сыну он отписал немалую сумму денег, дав Клайссу указание перевести их в банк того города, где жили родители Джулии, на имя Грэхема Амонтедо. Остальную, словно ничуть и не уменьшившуюся часть состояния, он пока решил оставить там, где она находилась, лишь взяв некоторую — довольно крупную — сумму золотом и драгоценными камнями. Позже, определившись со своим местонахождением, он планировал списаться с поверенным на предмет дальнейших указаний.
