Даринда Джонс - Грязь на девятой могиле
- Кто-то невнимательно читал начальное пособие по устройству божественных созданий. Ты – бог, а бога может убить только бог. Но любого из них, - Джеймс поднял указательный палец, - можно поймать в ловушку. А особенно того, кто страдает амнезией и не помнит, что он бог. Однако существуют правила. Некий набор условий, которые нужно соблюсти, чтобы переход состоялся.
- И что это за условия? – спросила я, чтобы заговорить ему зубы.
Все это время я щурилась и кряхтела, пытаясь остановить время. В конце концов пришлось сдаться. Видимо, мой внутренний регулятор времени приказал долго жить.
- Для начала бог должен принять физическую форму. Какую угодно. Хоть фикус, хоть кенгуру. Затем нужна капелька жизненный силы. В твоем случае это кровь. Остается только произнести имя бога – и бог в ловушке навсегда. Пока, разумеется, тот, кто его заточил, не захочет его освободить. Иного выхода оттуда нет.
- А что будет, если ты меня туда засунешь и умрешь?
- Не видать тебе больше мокко латте.
- Тогда там действительно ад. Или даже хуже.
В ответ Джеймс тихо рассмеялся, потом достал носовой платок и принялся полировать стекло.
Я покосила на Джеймса, стараясь не смотреть на кулон.
- Тебе-то, наверное, волноваться не о чем, раз души у тебя нет.
- Неправда. – Он намочил уголок платка слюной с языка и продолжил тереть. – Я разумное существо. У меня есть сущность, нечто вроде ауры, как и у тебя.
- Но ведь человеческой души у тебя нет.
- У тебя тоже, - сказал он, словно огрызнулся. – И слава богу. Человеческие души плохо приспосабливаются. Их не создавали для того, чтобы выживать в психологических трудностях, которых полно в адских измерениях. Однажды священник вернул душу обратно. Это была юная девушка из французской деревушки неподалеку от того места, где он жил. Священник влюбился в нее, но отец девушки не дал согласия на брак, объясняя свое решение разницей в возрасте. Священнику было за сорок, а девушке всего двенадцать.
- Фу…
- И тогда священник отправил ее душу в ад.
- Чтобы наказать и ее, и ее отца, - сказала я, догадываясь, как думают такие гады.
- Очень может быть. Однако одержимость хитра и изворотлива. Родственники, конечно же, усердно заботились о ее теле, однако она уже не была той яркой, живой девушкой, в которую когда-то влюбился священник. Не была той, кого он помнил. И впервые в жизни он заново открыл портал и произнес ее имя.
Сгорая от любопытства, я приподнялась на стуле.
- И что произошло?
- Она очнулась дома в собственном теле, но, согласно записям священника, уже не была прежней. Он называл ее берсерком. Скорее всего она знала, что он с ней сделал, и дико визжала всякий раз, когда он оказывался поблизости. – Джеймс наклонился ко мне, и в его голосе зазвучали нотки интриги. – Но благодаря дару, который она обрела в аду, девушка стала очень известной. И дар этот заключался в ясновидении.
- Она стала экстрасенсом?
- И еще каким! Знали ее под множеством имен, но ты наверняка слышала о ней как о Жанне д’Арк.
Я так поразилась, что по коже побежали электрические искры.
- Почитай книги по истории. Была причина, почему она отказывалась называть кому бы то ни было свое настоящее имя. – Расправив плечи, Джеймс вдруг добавил: - Ну вот и все. Продолжим?
Он отвернулся отдать шкатулку кому-то из подчиненных, и в тот же момент рядом со мной появился призрак и прошептал мне на ухо:
- Мне очень жаль, милая, но выбора нет. Я должен тебя оставить.
Сердце сжалось от тревоги.
- То есть как это – оставить?
- Приготовься.
И призрак исчез.
Джеймс снова повернулся ко мне, взял кулон обеими руками и щелкнул застежкой. Кулон открылся на его ладонях. И в этот самый момент я потеряла контроль над всеми функциями собственного организма.
***
- Приготовься, - одними губами повторил призрак с другой стороны склада.
Я его едва видела. Из кулона били ослепительные молнии. Они освещали весь склад и ползли по потолку, оставляя за собой искры и черные следы, как от огня. Я вздрогнула. Налетел обжигающий ветер. Кожа запузырилась от ожогов и покраснела. Пузыри лопались почти мгновенно, и по ним кислотой рассыпался ядовитый песок.
И все же ни молнии, ни горячий ветер, ни кислотный песок, обдиравший мою кожу, меня не волновали. С этим я могла справиться. Тревожило меня кое-что другое.
Приспешники Джеймса одновременно отошли на безопасное расстояние. Все, кроме одного. И у этого одного, ясное дело, в руках оказался нож.
Шум стоял такой, что Джеймсу, который был явно восхищен происходящим, пришлось кричать:
- Ни один человек без дара ясновидения не способен узреть всю эту красоту! Священник никогда не осознавал истинной силы, попавшей ему в руки. – Посмотрев на клубящиеся под потолком тучи, на ослепительные молнии, он рассмеялся. – Даже не представлял, что все будет именно так.
Судя по всему, он не обращал внимания на крики людей из того измерения. А для меня это стало пыткой. Я непросто слышала эти вопли, я их чувствовала. Чувствовала, как рвется плоть и ломаются кости. В воздухе пахло сожженными волосами и гниющими ранами. Во рту стоял привкус крови и свежей желчи. Это место не создавали для человеческих душ. И этих людей не отправляли туда за поступки, которые они совершали при жизни. Все они оказались там потому, что так решил один законченный кретин.
Изо всех сил я вцепилась в стул, и ногти начали обламываться. В меня волнами врезались страдания запертых в аду душ, пока я не начала чувствовать себя комком сплошных оголенных нервов. Я должна, просто обязана освободить всех этих людей!
Я поискала все того же призрака, но в глазах плыло, а мир по краям стал темнеть. Призрак повернулся ко мне, присел, словно собирался выиграть какой забег, и неслышно проговорил:
- Сейчас.
А потом он побежал. Прямо ко мне. И я внезапно поняла, что он задумал. Он хотел перейти. По-моему, сейчас было не самое подходящее время, но призрак продолжал бежать теперь зигзагами, уклоняясь от тех, кто пытался его остановить. Где-то он уворачивался от рук, где-то перепрыгивал через вытянутые ноги, а потом, заглянув мне напоследок в глаза, нырнул прям внутрь меня.
Джеймс уставился на нас, но, судя по всему, был скорее сбит с толку, чем взволнован. А потом воцарилась тишина.
Поначалу я услышала только непрерывный громкий писк и сразу поняла, что ничего хорошего он не предвещает. Я посмотрела на человека в больничной форме, который, сгорбившись, сидел на табуретке. Его плечи тряслись от горя.
Секунду спустя я оказалась у него на руках, и он мне улыбнулся. Несмотря на боль, которую я ощущала с головы до ног, несмотря на чувство страшной утраты, этот мужчина сумел мне улыбнуться.
