Айя Субботина - Шаманы крови и костей
Миэ повернула за угол, прячась в тени раскидистого ясеня. Весна еще только завоевывала Тарем, но эти деревья, разбросанные по всему городу, уже успели нарядиться в свежий изумруд листвы. Таремка дождалась, пока невидимость развеется полностью, снова укуталась в нее и покинула свое убежище. Путь лежал в сторону площади. Пешая она не уйдет далеко, но лошадей и прислужников, с которыми они с отцом прибыли на заседание Совета девяти, наверняка охраняют люди Катарины. Странно, что леди Ластрик до сих пор не кинулась искать ее саму, должно быть слишком увлеклась своей новой ролью и добычей. Разоблаченный заговор, дар высшей справедливости - что и говорить, Катарина умела заявлять о себе в полный голос. Миэ мысленно пожелала ей подавиться собственной желчью.
Торговая площадь была полна купцов. Весенние ярмарки давно стали традицией, и их устраивали едва ли не раз в неделю. Шутовские представления с куклами, купцы, что нахваливали свои товары, перекрикивая друг друга, запахи сдобы, копченостей и фруктов. Таремка не боялась быть увиденной - в такой толчее вряд ли кто-то обратит внимание, что только что толкнул пустоту. Миэ переметнулась из одного потока зевак в другой, прислушиваясь - не раздается ли откуда ржание? Услышав его, двинулась на звук.
В палатке торговца лошадьми бурлил торг. Разодетая в пух и прах знать присматривала скакунов, беднота довольствовалась тем, что хозяин не брал денег за посмотр. Скакуны здесь были знатные: тонконогие дшиверские кобылки, грузные коротконогие рхельские тяжеловозы, эфратийские красавцы со шкурой цвета янтаря. Были у торговца и артумские рогатые. За них торгаш просил отчего-то больше, чем за остальных. Миэ, глядя на их куцые рога и едва завитую шерсть на ногах, мысленно пожурила пройдоху - лошади едва ли больше чем на четверть северной крови, уж она-то собственными глазами видела чистокровных рогатых жеребцов Берна. Покупатели же больше всего расспрашивали именно про северных лошадей, и торговец не держал язык на привязи. Дождавшись, когда между тремя покупателями разгорится торг за одного мерина, Миэ осторожно обошла торговый ряд и шагнула под навес, где дожидались своего часа кони попроще. Почуяв незнакомый запах, животные заволновались, но в такой суматохе это не выглядело подозрительным. Рабы, что присматривали за хозяйским товаром, подлили лошадям воды и насыпали свежего овса. Миэ выбрала того коня, который стоял дальше остальных. На нем висела сбруя, но не было седла. Таремка беззвучно вздохнула и, попросив Амейлин благословить ее и простить за непотребное дело, взялась за узду. Жеребец часто запрял ушами, его ноздри с шумом разошлись, втягивая чужой запах. Миэ не дала ему опомниться: стащила узду со щеколды, что загораживала стойло, и, подобрав юбку, взобралась мерину на спину. Жеребец попытался уйти от невидимого седока, но таремка крепко сжала его бока коленями, заставляя двинуться с места. Рабы не сразу поняли, что произошло, почти лениво поплелись ее сторону, но волшебница подогнала жеребца пятками, до боли вдавливая их в бока жеребца. Тот запротестовал, вскинулся и освободился из своего заточения. Рабы, что встали на его пути, разлетелись в стороны, кажется, одному из них не посчастливилось попасть под копыта мерина, но Миэ не оглядывалась.
Когда конь выскакал из-под крытого навеса и понес прямо на покупателей, таремские толстосумы бросились врассыпную. Миэ увела коня подальше от места, где шла самая оживленная торговля. Покупатели сторонились, женщины визжали и осеняли себя охранными знаками своих богов. Миэ подумал, что мерин, которым правит ничто, для простого народа едва ли не большая диковина, чем человеколошади дшиверских варваров. Прежде, чем на крики прибежали городские стражники, Миэ успела вывести коня их ярмарочной толчеи. Почуяв свободу, мерин будто бы переменился, сделался покладистым. Таремка подстегнула коня, стараясь держаться в переулках и избегать центральных улиц. На широких мостовых она могла бы пуститься в галоп, но лошадь без седока мигом привлечет внимание стражников. В переулках беднота зачастую и головы не поднимала от собственных сапог. Но даже здесь ей не удалось остаться незамеченной.
Миновав несколько грязных, смердящих помоями кварталов, Миэ свернула на широкую улицу. Невидимость ее почти растворилась, но сейчас это было даже на руку. Стража наверняка кинулась искать конокрада, и лошадь без всадника привлечет внимание больше, чем разодетая в тонкую шерсть и шелка всадница. Таремка поправила юбки так, чтобы хоть издали не бросалось в глаза отсутствие седла. Мерина пришлось пустить шагом. Каждый раз, замечая возню впереди, Миэ сворачивала в другой переулок. До родного дома оставалось не так много, но таремка не хотела привести за собою стражников, потому осторожничала. Перебравшись через мост, снова пустилась вскачь. В эту часть Тарема переполох еще не добрался. Магнаты Совета выполнят приказ Катарины и пошлют к дому Эйрата воинов, чтоб те стерегли его родню. Миэ надеялась, что в запасе у нее остается несколько часов, прежде, чем так станется.
Добравшись до родных стен, таремка едва слезла со спины жеребца. С непривычки зад затерп, и, казалось, превратился в один сплошной мозоль. К тому ж неприятная слабость внизу живота была признаком приближающейся женской крови. Миэ скривилась, вразвалку добралась до ворот, которые двое охранников тут же предусмотрительно распахнули. Таремка велела закрыть ворота и не открывать никому. Мужчины переглянулись, но выполнили приказание. На пороге ее поджидал распорядитель. Его пухлое лицо озадаченно вытянулось, будто яйцо.
- Госпожа Миэль, где лорд...
- В дом, Зарин, живо, - прикрикнула на него Миэ. - Двери закрыть, всех детей отца и его жену - немедленно позвать в главный зал. И Родгера тоже.
- Госпожа, что произошло? - Лоб распорядителя мигом вспотел, лицо и оплывший на воротничок кафтана подбородок, пошли бурыми пятнами.
- Отца предали, его ждет виселица, а всех нас, если не пошевелимся - смерть от руки каких-нибудь наемных головорезов.
- Великая Леди удача, - закудахтал мужчина, и прытко побежал вперед. Страх смерти будто подарил его ногам крылья, и, не успела волшебница оглянуться, как Зарин был уже на середине лестницы.
Миэ поспешила в сторону кухни. Брать припасов на много дней пути времени нет, но и отправляться с пустыми животами и мешками с такой-то оравой людей - равносильно самоубийству. Детвора станет клянчить еду едва ли не сразу, стоит покинуть дом. На кухне до одури воняло шкварками, кровяной колбасой и свежей выпечкой. От запахов Миэ подвернуло. Кухарки и поварята встали столбами, низко кланяясь, изо всех сил пряча недоумение - с чего вдруг госпожа решила почтить их личным присутствием. Миэ только теперь поняла, что была на кухне всего раз или два.